Легкая поступь железного века...
Шрифт:
— Наверное, — улыбнулась Наталья.
— Что вы намерены делать? — спрашивала она через некоторое время Павла Дмитриевича.
— Ехать в Любимовку! — отрезал он. — Причем, завтра же, с рассветом. Эта девушка… она удивительная. Никак не могу поверить, что у меня есть дочь. Не думаю, что смогу исправить зло, ей причиненное. Но сделаю все, что в моих силах. Я вырву у Степана вольную для нее, чего бы мне это не стоило!
— Степан Степанович лежит, разбитый параличом, — мягко напомнила Наталья.
— Ах, да. Но все равно я поеду…
Тут на лице ее он заметил странное выражение. Казалось, Наталья вдруг совсем перестала его слушать… И, действительно, она о другом сейчас думала. Потом глаза ее возбужденно заблестели.
— Знаю… знаю, что сделать, чтобы разузнать о брате.
— И что же это? — подивился Мстиславский.
— О нет! Я все сделаю сама, с Сенькой…
Павел пристально смотрел на нее. Он не сомневался, что пылкая красавица задумала какое-то сумасбродство.
— Я должна отправиться в Петербург! Решено…
— Может быть, — любезно осведомился Павел Дмитриевич, — речь идет об играх с Тайной канцелярией? Я угадал, сударыня?
Наталья молчала.
— В таком случае, — заявил Павел, с нежностью глядя на нее, — я не отпущу вас в столицу!
— Но…
— О, как вы изумились! Избаловали вас, Наталья Алексеевна… Но теперь я вас, голубушка, оберегать стану и глупить вам не позволю… в том, конечно же, случае, если вы мне окажете честь, согласившись стать моей женой.
— Боже мой! — Наталья была ошеломлена. Павел принялся целовать ее руки.
— Как же вы… так неожиданно… — растерялась девушка. — Так… скоро.
— Наверное, я должен был сделать это раньше. Я убежден, совершенно убежден, что мы встретились для того, чтобы стать единым целым… для того и родились на свет. И вы, простите, моя драгоценная амазонка, без меня пропадете… Однако мне нечего предложить вам. Вряд ли удастся вернуть мое именье… Только одно я и могу вам отдать — свою любовь. Я люблю вас! Наташа… Я люблю тебя.
— Того, что есть у меня, на двоих хватит с избытком, — сказала Наталья, вся светясь от столь неожиданного счастья, — если говорить об имении… А если говорить о любви… так и любви мне хватило бы на нас обоих! Потому что… потому что она переполняет меня. Как же я люблю тебя!
— Так значит… да?
— Да! Мой любимый…
И ничего больше не нужно было говорить…
Вскоре Наталья посвятила князя в свои тайны планы, и он, хорошенько подумав, сказал:
— Конечно, авантюра опасная… Но при везении может и получиться. Об одном тебя умоляю: дождись меня. Или… или отправимся вместе в Любимовку, а оттуда сразу и в столицу — понимаю, что ждать ты не можешь. Вольную для Маши получить бы… а там посмотрим.
…Ночь застала в пути. Наталья, прикорнув в уголке, закутавшись в теплую шаль, крепко спала, Павел Дмитриевич сидел, крепко задумавшись… И вздрогнул от залихватского свиста — ему ль его не знать! Быстро достал дорожные пистолеты, весьма неучтиво толкнул локтем Наталью — руки были заняты.
— Просыпайся, голубушка!
Наталья как ребенок протерла кулачками глаза:
— Что-то случилось?
Ответом был резкий толчок, — остановили карету, — вопли насмерть перепуганного связываемого кучера, выкрики лихих людей… А что произошло дальше, Наталья и понять не успела. Павел сам распахнул дверцу и выпустил весь заряд в нападающих. Потом выудил откуда-то длинный кинжал, и кинулся из кареты в ночную тьму. И тут дверцу с той стороны, где так уютно устроилась Наталья, вышибли могучим плечом, кто-то потянулся к девушке с явным намерением выволочь ее наружу, явно не подозревая, что и сидящая в карете девица в дороге со своим любимым пистолетом (фамильный, память об отце), не расстается… Наталья сначала пальнула, — человек упал на землю с громким стоном, — и уж только тогда — испугалась. Выбралась из кареты, едва не споткнулась о тело раненого ею разбойника. Ее передернуло.
Под тенью густых елей ощущалось какое-то движение. Наталья, приглядевшись, поняла, что это Павел вступил в рукопашный бой с одним из нападавших, и теперь они, крепко-накрепко вцепившись друг в друга, катаются по земле. Кроме них никого поблизости не было. Еще одного тела, безжизненно на земле распростертого, Наталья не заметила. Павел явно одолевал. Вот он уже впечатывает противника в землю, схватив за горло, а тот хрипит:
— Пощадите!
— Кто таков? — вопросил князь Мстиславский.
— Бахрушина мы люди, Артамона Васильевича…
— Как — Бахрушина? Что он, мошенник старый, гнездо разбойничье держит?
— Мы крепостные его!
— Ах вот как!
Павел расхохотался.
— А далеко пошел Артамон Васильевич! Ладно, поднимайся и проваливай! Бахрушину поклон.
Разбойник, молодой парень, потрепанный и помятый, с трудом поднялся, держась за горло.
— Мне теперь все одно… — пробормотал он. — Барин убьет, коли узнает, что я проболтался.
— Не узнает. А вообще стоит убить тебя, сам ты душегуб! Не так ли?
— Ох, барин…
— Ладно. Натальюшка, ты здесь, родная? С тобой ничего не случилось?
Она покачала головой, губы ее дрожали.
— Там… — она показала рукой. — Там раненый… а может, уже умер. Я стреляла в него…
— Умница! А как же было не стрелять-то. Я одного, вон, тоже уложил, а другого ранил легко — убежал. Ничего. Эй ты, стой! Куда побежал! Сейчас догоню и придушу. Живо, развязывай нашего кучера! А затем разберись, кто из сотоварищей твоих жив, и помоги им. Тебе Господь сейчас руку протянул, понял?
Тот кивнул. Кажется, и впрямь понял.
— Ни разу до этого, что ли, так вот не получали?
— Ни разу, барин!
— Ну и ну!
Меж тем кучер, хоть и не вполне оправившийся от испуга, но дело свое крепко знавший, уже готов был продолжать путь. Павел усадил Наталью в карету.
— Однако ты великодушен, — пробормотала она. — Любой на твоем месте попытался бы отправить этого молодца в острог…
— На дознание? Может быть, на пытку? Натальюшка, сам пройдя через это, никому другому, кто б он ни был, подобного не пожелаю.