Лёха
Шрифт:
Стукалов-то правильные вещи говорил:
— Городские никогда в лесу следы на найдут, а кто в лесу вырос… Те даже каждую иголочку осматривать будут. Им нужно «подарки» оставлять — капканы и ловушки. Может и повезет — попадутся, но и так движение замедлится. Осторожничать будут. А еще можно пройти вперед с почти незаметными следами и ловушками на следе. Потом вернуться по своему следу и уйти быстро и максимально чисто под 45 градусов назад. Почти навстречу. Часа через три резко поменять направление и так несколько раз. Но тут нужно уметь ходить по лесу не оставляя следов. Ну и под конец как заяц — петля и уйти по камням, воде или деревьям. По деревьям тоже можно,
Семенову оставалось только пожалеть, что не попробовал сам полазить — на манер сибиряка опытного. Сноровка сразу не дается. Впрочем, что жалеть сейчас — вот что есть, то и пользуй.
Тут красноармеец встрепенулся. Немцы стронулись с места. И — чертей им триста с хвостами немытыми — как говаривал детским тенорком важничающий лейтенант Берёзкин — гавканье точно стало приближаться. Клюнули!
— Так, Лёха, идешь след в след! Не топочи зря! И — слушай, что вокруг творится! Сейчас нам надо понаддать, времени нам нужно чуток — засаду устроить. И не боись, мы им сейчас колбасы нарежем — взвинчивая себя перед дракой, сказал быстро боец. И с радостью убедился — нормально держится напарник, годен в дело, значит. Хоть и нет кого толкового, но и такой напарник — польза большая.
— Понял?
— Ага! — кивнул головой потомок, поудобнее перехватывая карабинчик.
— Ты, главное, дыши поглубже. Не сбей дыхалку! — вразумил боец. И припустил по просеке. Лёха, все-таки пыхтя, поспешал сзади. В осеннему лесу шуршали падающие листья, но зелени еще было много и запах был — прям за грибами иди. Но сзади шли германцы, так что домашняя мысль у Семенова тут же испарилась, как капля воды на раскаленной сковородке. Тут же сменившись довольно глупым сожалением, что нет у него при себе Дегтярева с дисками. Если бы был ДП! Но тут же боец отвесил этому сожалению увесистого мысленного пинка, вспомнив, что если бы да кабы, то во рту б росли грибы и был бы не рот, а целый огород! Пара длинных очередей есть — вот и надо по одежке протягивать ножки.
Тут ухо уловило странное изменение звука — даже не умом, просто спиной почуял, что Лёха сзади не топочет. Обернулся, удобнее прихватив пулемет, и увидел, что потомок стоит странно нагнувшись, словно нюхает что-то перед собой. И еще почему-то вспомнилось когда-то виденное — как охотничья собака в стойке замирает. Вот так же и Лёха замер, неподвижно напружившись.
Немецкая брехолайка гавкала еще далеко, потому, бросив по сторонам взгляд и не найдя ничего угрожающего, красноармеец быстро вернулся к напарнику и шепотом попытался привести его в разумение:
— Что встал? Пошли!
— Вот, гляди — так же шепотом откликнулся потомок и ткнул пальцем перед собой.
Пришлось напрячь зрение, только тогда заметил висящий в воздухе перед Лёхой махонький огонек на манер светляка. Только по времени — не должно бы светляков тут быть, поздновато. И цвет чуток другой — в рыжинку отдает, словно уголек тлеет.
— Ты не понимаешь, это же это! — каким-то горячечным тоном сказал Лёха.
— Не понимаю — нетерпеливо согласился боец.
— Я за такой же — там у себя — хвать — и сразу тут! — пояснил потомок.
— Вона оно что! — удивился Семенов, прислушиваясь к далекому лаю.
— Ты это… Место запомни, а? — попросил потомок.
— А сейчас что? Не хочешь — обратно?
— Не. Я ж тебе помочь должен — искренне сказал Лёха. И опять, как завороженный уставился на огонек.
Неожиданно даже для самого себя красноармеец легонечко пихнул раскрытой ладонью горячую Лёхину спину, пихнул — и отдернул, так как вдруг забоялся, что и его засосет вместе с потомком — туда, где всякие мабилы и афоны. А этого красноармеец и хотел и не хотел сразу — как в покинутой давным давно гостеприимной деревушке, где осталась корова Зорька и симпатичные люди. Оно, конечно, хотелось бы пожить сыто и тепло, но тут оставались жена, дочка, друзья-товарищи и бросить их в беде боец никак не мог. В его понимании это был бы паскудный предательский поступок. Не мужской. И потому — сделал, что сделал.
Не пыхнуло, не ухнуло, гром не грянул, только вот там, где только что стоял разгоряченный бегом, переводящий дух неплохой, в общем, парень Лёха — стало пусто, только травинки, примятые сапожками потомка медленно распрямлялись. А самого старшины ВВС и след простыл. Как и не было его тут вовсе и никогда.
— Мы здесь сейчас справимся… Для вас… Вы — там справьтесь… Для нас… — с трудом подбирая слова для того, чтобы выразить прекрасно чувствуемое, но так сложно поддающееся выражению вслух чувство, сказал Семенов. Встряхнулся, прогоняя нахлынувшую внезапно печаль, которая всегда бывает, когда прощаешься с кем-нибудь навсегда, и припустил скорым шагом дальше. Лай собаки уже был слышен отчетливее, приближались гансы.
Уже когда боец выбрал свою позицию и мог ждать более-менее спокойно, внезапная мысль пришла в голову и он аж завозился на своей лежке. Хорошо, если Лёха улетит — или как там его переносит неведомое — к себе в свое время. А ну как куда закинет черт знает куда? Но эту мысль Семенов отогнал. Сделанное не воротишь, потому — остается надеяться, что Лёха прямой плацкартой к себе попадет. А собачка лаяла все отчетливее.
Первым ощущением — ну кроме тошноты, головокружения и прочих радостей буйного похмелья, была обида. Совершенно детская такая, мальчишеская, чуточку даже неприличная для взрослого мужчины. Помнил Лёха дружеский, даже пожалуй, ласковый толчок в спину. И не толчок, а вот так легонечко его боец пхнул. Или это все сон был? Менеджер потряс головой, похлопал глазами. С головы сползла пилотка с зеленой звездочкой, шлепнулась на колени. Сфокусировал зрение — руки в летной гимнастерке, сапоги кожаные. Не сон. А Семенов где?
Попытался вскочить на ноги, но не вышло, встал кое-как, благо кроме Семенова тут рядом быть никого не должно. А и Семенова не было. Находился Лёха в кустах невнятного растения, совершенно обыкновенные кусты. Поглядел под ноги, поднял лежащий на траве карабин, заодно поняв, почему так сидеть было больно, рукоять затвора в нежную попочку впивалась.
И взгляд остановился на полиэтиленовой трехлитровой сиське из-под пива «Оболонь». Какие-то блестючие обрывки фольги рядом.
Перевел дух. Прислушался. Неподалеку был какой-то бубнеж, потом шумно загомонили люди, что там вопили — непонятно, но явно что-то ободрительное.
Ноги у Лёхи внезапно ослабели, словно кости из них кто вынул и менеджер сел обратно, туда, откуда только поднялся. В носу как-то непривычно защипало и Лёха с удивлением понял — что вот вот расплачется злыми слезами. Его взяли и выпихнули из того времени. Перед самой дракой. Нет, он, конечно, волновался и нервничал, ну может и трусил тоже капельку, но для себя решил — примет бой не хуже Семенова. И черт с ним, с плечом, будет шарашить сколько успеет раз выстрелить. И даже попытается попасть. Потому что уже тоже стал понимать — в одиночку что-либо серьезное делать хреново. И любая помощь — в жилу.