Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

„Личные показания Н.Бухарина" — потрясающий чело­веческий документ. „Ценнейший и крупнейший теоретик партии" под давлением капитана госбезопасности Когана готов был признать что угодно. Поскольку чекисты не мог­ли вникнуть в суть теоретических „заблуждений" Бухарина, они приказали ему написать о них самому: в чем его пре­ступные „ошибки".

Многостраничные показания Бухарина оформлены им как философский трактат с подзаголовками: 1. Общие тео­ретические антиленинские мои взгляды. 2. Теория государ­ства и теория диктатуры. 3. Теория классовой борьбы в условиях пролетарской диктатуры. 4. Теория организован­ного капитализма и т.д. Лишь в конце „трактата", написан­ного в тюрьме НКВД, Бухарин

говорит о политических ве­щах: своей борьбе против партии, зарождении его „школы" с контрреволюционными целями и др.

Приведу лишь несколько фрагментов „теоретических показаний", написанных собственноручно Бухариным. Воз­можно, это уникальный, единственный случай в следствен­ной практике, когда подсудимый собственноручно пишет материал для протокола, выискивая грехи в собственных теоретических взглядах.

„…Известно, что в „завещании" Ленина указано, что я не понимал диалектики и серьезно ее не изучал. Это было совершенно правильное указание… Абстрактный схематизм гонится за „последними обобщениями", отрывая их от мно­гообразия быстротекущей жизни, и в этом мертвом подходе к процессам истории и исторической жизни лежит корень огромных моих политических ошибок, при определенной обстановке переросших в политические преступления…"

Бухарин каялся во всем, выступая уже не просто как „схоласт", но и как антиленинец. „…Известно, что В.И.Ленин обвинял меня в том, что концентрирую все внимание на разрушении буржуазного государства — с одной стороны и на бесклассовом обществе — с другой… Именно здесь ле­жал один из корней позднейшей идеологии правых… Была недооценка мощи государственного аппарата возросшей и укрепившейся диктатуры пролетариата".

Что правда, то правда. Бухарин явно недооценил чудо­вищной мощи террористической диктатуры. Система уже действовала по присущим ей законам тоталитарного обще­ства. Его умная голова, лишь оказавшись под ножом сталин­ской гильотины, смогла оценить сатанинскую силу „госу­дарственного аппарата".

„…В теории классовой борьбы в условиях пролетарской диктатуры я совершил коренную ошибку. Я делал вывод, что после сокрушения помещиков и капиталистов насту­пает этап „равновесия" между пролетариатом и крестьян­ством… в котором классовая борьба затухает. Отсюда — вместо сокрушения кулачества — перспектива его мирного врастания в лозунг „Обогащайтесь!".

Но, пожалуй, довольно. Перо Бухарина выводило в тю­ремной камере совсем не то, что он думал. Этой Системе не нужна теория, ей необходима светская религия и инквизито­ры, которые следят за ее чистотой. Если бы Ленин мог увидеть и услышать, как капитаны государственной безопас­ности указу ют „увязывать свою теорию со своими полити­ческими преступлениями"? Надо признать, что Н.И.Бухарин делал „признания" весьма профессионально. Возможно, эти несколько десятков листков .личных показаний Н.И.Бухари­на" важнее многих ленинских томов, ибо в них крах и траге­дия всего исторического замысла большевиков, их тоталь­ное поражение.

Может быть, для читателя эти страницы покажутся скучными, но в них, поверьте, мне хотелось выразить весь глубокий трагизм умного человека, посвятившего себя слу­жению утопической идее. Таких были миллионы. Я сам от­дал утопии лучшие годы своей жизни, был жрецом ленин­ской схоластики, замешанной на реальных проблемах самой жизни, спекулирующей на вечной христианской идее соци­альной справедливости.

Думаю, что самые честные страницы жизни были про­житы Бухариным во время эпопеи с Брестским миром. Веро­ятно, Бухарин и его сторонники „левые коммунисты" вздра­гивали, когда Ленин, картавя, не раз повторял, что сию ми­нуту Гофман не может взять Питер, взять Москву. „Но он может это сделать завтра, это вполне

возможно… Перед нами вырисовывается эпоха тягчайших поражений, она на­лицо, с ней надо уметь считаться, нужно быть готовыми для упорной работы в условиях нелегальных, в условиях заведо­мого рабства у немцев…" Неужели могли думать те боль­шевики, для которых отечество еще что-то значило, что революция свершилась только для того, чтобы жить в „ус­ловиях заведомого рабства у немцев"? А где же обещанный мир? Или ценою рабства?

Бухарин мог вспоминать, лежа на тюремных нарах большевистской тюрьмы, как он в запальчивости выкрики­вал на VII съезде партии слова, теснившие его ум и сердце:

— Такой ценой нельзя покупать двухдневную передыш­ку, которая ничего не даст. Вот почему, товарищи, мы гово­рим, что та перспектива, которую предлагает т. Ленин, для нас неприемлема.

Как все это было давно… Но тогда он был честным перед собой, о чем и писал Сталину из тюрьмы 15 апреля 1937 года:,Я искренне думал, что Брест — величайший вред. Я искренне думал, что твоя политика 2&/29 годов — до крайности опасна. Из линии я шел к лицам, а не наобо­рот. Но что у меня было плохого, что меня подводило? Антидиалектическое мышление, схематизм, литературщина, абстрактность, книжность".

Ленин внушил ему, что он не в ладах с диалектикой, и Бухарин многократно кается перед тюремщиками, перед не­доучившимся священником Джугашвили, перед Ежовым на допросе в своей „антидиалектичности". Это не просто при­знак излома личности обстоятельствами, а наивная вера в то, что раскаяниями в несуществующих грехах можно ис­просить себе прощение.

А ведь Ленин любил Бухарина (но не партия, которая никого не любила, как и подобает ордену). Вождь значи­тельно меньше писал Бухарину, чем другим своим соратни­кам из окружения. Ленин любил беседовать с Бухариным, нередко проявляя просто отеческую заботу о молодом со­ратнике.

Большевики, едва-едва почувствовав, что усидят в Мо­скве, что власть останется у них, стали пристально присма­тривать за своим драгоценным здоровьем. Уже в двадцатом году вожди стали регулярно ездить на лечение в Германию, вызывали к себе оттуда врачей для консультаций, заказыва­ли дорогие лекарства. При этом отпуска брали на 2—3 ме­сяца. Особенно любили подолгу отдыхать Троцкий, Буха­рин, Зиновьев, Иоффе и некоторые другие большевистские руководители.

Так вот, в марте 1922 года Бухарин с женой выехал на отдых в Германию. Ленин поручал послам следить за лече­нием, отдыхом партийных руководителей и сообщать об этом в Москву. В этом смысле весьма любопытно письмо Ленина в Берлин, датированное 26 апреля 1922 года.

„Строго секретно.

Копия Сталину.

Тов. Крестинсхий.

Очень благодарю за присланное лекарство. Хотел бы поговорить насчет Бухарчика. Смилга рассказывает мне, что ведет он себя безобразно. Не лечится толком. Слухи о по­кушении на него (готовящемся) выводят его из себя и т.д.

Покушение вполне возможно, и противник имеет много шансов на успех. Я предлагаю поэтому следующее:

Бухарина вызвать сюда. Через месяц (или полтора) мы его пошлем назад, к жене.

За это время подготовить:

1. Перевод его жены в другую санаторию, где меньше белых, где в окрестностях больше рабочих немцев-комму­нистов. Вероятно, можно найти такое место в Саксонии.

2. За это же время подготовить 2-3-х немецких рабо­чих-коммунистов, не болтунов, и их поселить без ведома Бухарина около его санатории, для охраны. Это трудно сде­лать, ибо все и вся — болтуны, пустомели, хвастуны. Но это надо сделать.

3. Жене Бухарина назваться ее девичьей фамилией. Это ее право по нашим законам.

Очень прошу обделать все это толком, серьезно.