Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

Ленин не просто обладал „политизированным" интел­лектом, он умел утверждать свою политическую линию канализированием общественной неприязни и даже ненависти в отношении ее врагов. В своих воспоминаниях о Ленине писатель Ф.А.Березовский описывает выступление Ленина на заседании ВЦИК в апреле 1918 года: „…ленинский голос зазвучал тревогой и ненавистью к тем, кто разрушал и сабо­тировал великое дело освобождения трудящихся. И нена­висть загоралась огнем во взглядах людей, одетых в серые гимнастерки и черные куртки… Конец доклада был насы­щен такой уничтожающей иронией к врагам рабочего клас­са, что тишина аудитории то и дело прерывалась

взрывами заразительного смеха. Казалось, что Ленин стер, уничто­жил, похоронил своих противников до их выступлений…

Помню густую, тесную толпу, выносившую меня в сти­хийном потоке (после выступления. — ДА) на улицу. Во­круг меня горели энтузиазмом глаза. То там, то здесь звуча­ли короткие фразы:

— Долго не забудут меньшевики и эсеры…

— Еще бы!.. Ильич-то?! Он, брат, покажет!

— С ним все будет наше!

— Все возьмем! Весь мир завоюем!""

Политическое мышление Ленина отличается беспощад­ностью. Он обладает способностью „отодвинуть" в сторону все нравственные, гуманные и иные соображения во имя „политической целесообразности". Универсальная политиче­ская доминанта предписывает всем принимаемым решениям только один классовый вектор. Кажется порой, что это мозг политического автомата.

Ленину докладывают Д.Курский и Л.Каменев по делу о спекуляции в Главсахаре: „…Ввиду того, что все привлечен­ные к делу лица, за исключением Григорьева, постановлени­ем Московской ЧК уже расстреляны и в этих условиях рассмотрение дела в отношении одного Григорьева постави­ло бы трибунал в невыгодные условия…" Далее Курский и Каменев рассуждают, что Григорьева можно было бы „унич­тожить во внесудебном порядке", ибо „лишение свободы сделало бы его мучеником в глазах приверженцев". Но мож­но и „условно освободить на поруки всей общины трезвен­ников…".

Ленин краток: „Согласен с Курским и Каменевым".

Председатель Совнаркома согласен с явным беззакони­ем (расстреляны без суда, по постановлению ЧК) лишь по­тому, что установленная им политическая система одобряет подобное решение. Вождистская власть такова, что от осо­бенностей политического мышления одного человека, спе­цифики его интеллекта зависят судьбы множества людей.

В своей записке Чичерину 20 июля 1920 года Ленин предлагает подумать, как установить особые отношения с Ирландской Республикой без ухудшения отношений с Анг­лией.

„…Или можно тайный договор с Ирландской Республи­кой (пожалуй, следует условие: взаимоинформация, помощь курьерами, изданиями, по возможности оружием, связями); через Ирландскую Республику — связь с коммунистами ир­ландскими…"

Предлагая заключить „тайный договор", Ленин нисколь­ко не смущается тем, что его борьба с Керенским в огром­ной степени была построена на разоблачении Председателя

Временного правительства в его приверженности и верности тайным договорам. Тогда Ленин в статье „Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!" писал, что „искренность в политике есть вполне доступное проверке соответствие между сло­вом и делом". Говоря об „искренности" в политике, Ленин, однако, совсем не собирался смеяться над собой.

Ленинские представления о политическом строе, его умозаключения о „политической целесообразности" стано­вятся доминантой реальной жизни. Ленин просто гениален (с точки зрения достижения большевиками своих целей) в нахождении и принятии единственных политических реше­ний в критические моменты, ведущих к успеху в той

или иной ситуации. Так, после февраля 1917 года ни у кого из социал-демократов не возникало даже мысли о возможно­сти немедленного перехода к социалистическому (больше­вистскому) этапу революции. Ленин, оценив ситуацию, уви­дел уникальный шанс взять власть. Сколько нужно было иметь политической решимости, чтобы пойти на преступ­ный брестский сговор с немцами! Но выбора у Ленина не было; он пришел к власти на обещании дать мир народу. Не всякий бы решился отдать пол-европейской части России во имя внешнего мира, равного колоссальному поражению, при разгорающемся внутреннем пожаре.

Когда в середине 1918 года Советская Россия сократи­лась до размеров Московского княжества, Ленин увидел единственный способ устоять, уцелеть, но главное — сохра­нить власть при помощи неограниченного террора. И он пошел на этот чудовищный террор! Можно назвать десятки других более крупных и более мелких обстоятельств и си­туаций, когда Ленин, внешне не колеблясь, принимал един­ственное спасающее большевиков решение. Бывали момен­ты, когда он буквально балансировал над бездной, но поли­тические расчеты, а порой и интуиция выручали его. Это был гениальный ум демона-политика.

Даже и глубоко больного Ленина тянуло только к по­литике. Она была его страстью, увлечением, судьбой, про­клятием. Летом 1922 года он говорил врачу Кожевникову:

— Политика — вещь захватывающая сильнее всего, от­влечь от нее могло бы только еще более захватывающее дело, но такого нет.

Полная „политизация" ленинского мышления не могла не отразиться и на его правосознании. Юрист по образова­нию, Ленин мало интересовался специальными вопросами юриспруденции. Для него право было лишь гранью полити­ки. Он всегда был политическим прокурором.

После октябрьского переворота старая судебная систе­ма подверглась разрушению. Большевики, загипнотизиро­ванные романтизированным опытом Французской револю­ции, стали создавать революционные трибуналы. Весьма долго главным критерием оценки правонарушения и престу­пления была „революционная совесть". Длительное время приговоры не могли быть обжалованы ни в апелляционном, ни в кассационном отношениях. Юристов в трибуналах поч­ти не было. В 1917—1919 годах едва ли не единственной мерой наказания была смертная казнь — расстрел. Никто никогда не узнает, сколько россиян — не только „помещи­ков, капиталистов и белых офицеров", но и просто случай­ных людей, почему-либо оказавшихся на пути власти, — после краткого „суда", а порою и без него, было отправлено на тот свет.

Правосознание Ленина имело огромное поле деятельно­сти, поскольку он, будучи Председателем Совета Народных Комиссаров, был непосредственным творцом множества де­кретов. Все они были, как и „положено" в революционное время, бестолковыми, сумбурными, поспешными, односто­ронними. Ленин всегда вносил в содержание декретов эле­менты классовости, масштабности и неотвратимости жесто­кого наказания.

Имея перед глазами революционных деятелей Француз­ской революции, Ленин давно уверовал, что беспощадность, непреклонность, твердость в репрессиях — истинно вели­кие качества большевика. Сразу после октябрьского перево­рота был отменен введенный Керенским закон о смертной казни для солдат. Когда Ленин узнал об этом, вспоминал Троцкий, он пришел в страшное негодование: