Леонид Красин. Красный лорд
Шрифт:
Выступая перед Верховным советом в Сан-Ремо 26 апреля, Ллойд Джордж подчеркнул, что не собирается признавать Советскую Россию или давать визу «красному агитатору» Литвинову, на чем настаивала советская делегация. Успокоив таким образом союзников, он продолжил свой курс на переговоры с Москвой и убедил французов согласиться участвовать во встрече с делегацией Центросоюза. С Литвиновым он действительно не собирался общаться, поскольку предпочитал вести дела с Красиным, которого считал реалистичным политиком и даже «небольшевиком». Тем временем Красин, учитывая, что «паровозная афера» Ю. Ломоносова закончилась провалом, заключил от имени Центросоюза контракт с эстонской компанией «Ревалис» на поставки в Россию 113 локомотивов производства США. Но для начала поставок фирма требовала предоплаты в размере 235 тысяч долларов, а таких денег, как сообщил Красин
Четырнадцатого мая он убедил шведов заключить торговое соглашение с Россией — второе после подписанного недавно с Эстонией и предполагающее открытие в обеих странах торговых представительств. В тот же день было подписано соглашение с шведской паровозостроительной компанией «Нюквист и Хольм» о поставке в Россию в течение шести лет тысячи локомотивов, причем, в отличие от договора с эстонцами, оплату за первую партию можно было внести не валютой, а сырьем. Восемнадцатого мая союзники ответили наконец на его телеграмму от 21 апреля, известив его, что представители стран Антанты готовы встретиться с советской делегацией, но только если в ней не будет Литвинова.
В ответной ноте Красин писал, что не понимает, почему союзники так ополчились на человека, который не был ни обвинен в чем-то, ни осужден, а лишь подозревался в политической пропаганде. Он предложил провести переговоры не в Великобритании, а в любой другой стране и согласился на неучастие в них Литвинова, обещая, что он останется в Скандинавии и будет связываться с коллегами по телеграфу. Это дало повод Ллойд Джорджу заявить, что советские представители пошли на уступки, и согласиться наконец на переговоры. Уже 19 мая британский посол в Копенгагене сообщил Красину, что премьер готов обсуждать с ним восстановление торговых отношений с Советской Россией. Красин прибыл в Лондон из Стокгольма 27 мая, привезя с собой семью, которая решила перебраться в Англию. В последний майский день он впервые встретился с Ллойд Джорджем, с которым после виделся еще трижды. На каждой встрече его сопровождал полпред в Эстонии Николай Клышко, игравший роль переводчика, поскольку Красин тогда еще не владел английским (по мнению ряда коллег, включая Соломона, Клышко был еще и соглядатаем, приставленным к Красину чекистами, и играл в его жизни роль «злого гения»).
На первой встрече премьер представил Красина хранителю печати Эндрю Бонар-Лоу и лорду Керзону, который приветствовал советских гостей, отвернувшись и заложив руки за спину. Только когда Ллойд Джордж слегка подтолкнул его со словами: «Будьте же джентльменом!» — Керзон нехотя протянул гостю руку. Накануне он потребовал, чтобы до подписания торгового соглашения были проведены переговоры о политическом урегулировании, на которых советские представители должны были согласиться прекратить коммунистическую пропаганду не только в самой Великобритании, но и на Востоке, а также гарантировать невмешательство РСФСР в дела Грузии, Армении и Бухары (все они, как известно, были вскоре заняты Красной армией). Лорда, полного сознания имперского величия Британии, не волновало, что Красин как глава экономического наркомата просто не имел полномочий заключать никакие политические соглашения.
Иной позиции придерживался председатель Торговой палаты Роберт Горн, который 26 мая представил кабинету меморандум, предлагающий возобновить торговлю с Россией, если она проявит себя как надежный партнер — и в первую очередь согласится выплатить дореволюционные долги и возместить конфискованную собственность британских граждан. Предвидя, что добиться согласия Москвы будет трудно, уступчивый лорд предложил начать торговлю сразу же, не дожидаясь заключения политических соглашений, а также разрешить торговать с Россией всем британским подданным. Но в итоге правительство предпочло точку зрения Керзона и решило сперва заключить политическое соглашение, а уже потом обсуждать вопросы торговли.
Красина это не огорчало — он видел, что Ллойд Джордж настроен договариваться, и надеялся, что этот хитрый политик сумеет переиграть консерваторов. Но международное положение не способствовало переговорам; премьер не мог отказаться от требований прекратить революционную пропаганду и признать дореволюционные долги, что, в свою очередь, было неприемлемо для Советского правительства. В апреле 1920 года Польша, вооруженная Францией и Англией, вторглась
Несмотря на то что переговоры откровенно буксовали, Красин понравился Ллойд Джорджу, назвавшему его «первым советским, с которым можно договариваться». Он быстро покорил и других англичан, включая журналистов, которые с тех пор повсюду преследовали его. Ему на руку играло то, что британцы всегда уважали деловитость, чувство юмора и безупречный вкус в одежде. Семен Либерман описывал его так: «Высокий, смуглый, с живыми и широкими жестами, он повсюду обращал на себя внимание. Аккуратно подстриженная бородка клином удлиняла его продолговатое лицо с высоким лбом и черными с проседью волосами, гладко причесанными на пробор. Когда он улыбался, обнажались прекрасные белые зубы, а ямочка на щеках углублялась, делая его лицо еще более привлекательным. В его умных, хитровато сверкавших глазах серьезность чередовалась с задорным весельем: посмотрев на Красина, можно было представить себе, что он, наверное, в детстве был шалуном и проказником. Он всегда был отлично одет, его галстук соответствовал цвету костюма и рубашки, и даже булавка в галстуке была воткнута как-то особенно ловко и щегольски». Лепившая его бюст скульптор Клэр Шеридан (позже она стала подругой жены и дочерей Красина) в августе 1920 года записала в дневник: «Он спокоен, искренен, горд, держит себя с достоинством, лишен тщеславия и самомнения, его анализ людей и вещей научен. У него прямой, немигающий взгляд, чувствительно вздрагивающие ноздри, пока не улыбнется, твердо сжатые губы, волевой подбородок».
Обаяние Красина испытали на себе не только Ллойд Джордж, но даже неуступчивый лорд Керзон, оценивший его ум и способности. Сотрудник британского МИД Д. Грегори писал, что «их тянуло друг к другу, между ними не было личной неприязни и ожесточения». Как ни странно, в Лондоне к Красину относились лучше, чем в Москве, где его откровенно недолюбливали не только Литвинов, но и сам нарком Чичерин. Об их отношениях
Т. О’Коннор пишет: «Значительные расхождения во взглядах и различия характеров должны были обусловить разногласия между ними… И все-таки, несмотря на разногласия, касающиеся, в частности, англо-советских торговых переговоров, Красин и Чичерин уважали друг друга за опыт, знания, самоотверженность и ответственность в работе. Чичерин признавал, что Красин имел больше авторитета, чем он, в британских политических кругах и лучше кого бы то ни было подходил для нормализации отношений с Англией».
Если бывший меньшевик Чичерин при всей официальной правоверности оставался далек от коммунистического фанатизма, то Литвинов не прекращал обличать Красина за «беспринципность» и «соглашательство». Он и некоторые другие члены делегации считали переговоры только ширмой для контрабанды в Англию революционных идей, Красин же не соглашался с этим и всерьез предлагал наладить взаимовыгодное сотрудничество двух стран. Как ни странно, его позицию поддержал Ленин; в 1920 году он уже осознал, что мировая революция, на которую еще надеялись многие, не состоится и Советской России, чтобы выжить, нужно наладить хоть какие-то отношения с капиталистическим миром. А заодно попытаться расколоть единый антисоветский фронт западных держав, ссоря их между собой. Эту позицию в конце концов поддержал и Чичерин, хотя в первое время он тоже требовал от Красина максимальной жесткости на переговорах. В депеше советскому представителю от 6 июня он предупреждал, что Ллойд Джордж попытается «загипнотизировать» его, чтобы добиться своих целей без какой-то компенсации, «что есть чистое мошенничество».
На английских участников переговоров давили не меньше, чем на советских, — в основном этим занималась консервативная пресса, уверявшая, что советские делегаты приехали в Англию разжигать беспорядки и расшатывать Британскую империю. Консерваторы устно и письменно заявляли, что экономика России разрушена, торговать ей нечем и всякое налаживание экономических отношений будет поддержкой «кровавого» большевистского режима и изменой союзническому долгу. Лейбористские газеты и профсоюзы, напротив, всячески приветствовали контакты с Советской Россией. Лейборист О’Грейди, выступая в парламенте 7 июля, заявил, что торговые палаты Лондона и других крупных городов, если бы власти интересовались их мнением, большинством голосов одобрили бы возобновление торговли с Россией.