Леонид Красин. Красный лорд
Шрифт:
Возлагая надежды на монополию внешней торговли, Красин не мог не заботиться о том, чтобы стране было чем торговать, то есть на возрождение и развитие российской экономики. Если восстановить сельское хозяйство оказалось сравнительно легко, то с промышленностью дело обстояло куда хуже — в 1921 году ее продукция составляла лишь 25 % от довоенного уровня. Руководя крупными заводами, он лично наблюдал процесс постепенного упадка и развала производства, который еще больше ускорили Гражданская война и интервенция. Но дело было не только в разрушениях, но и в уходе из России иностранного капитала, который до этого приводил в страну деньги, опытные кадры и передовые технологии. Хорошо зная это, Красин делал все возможное, чтобы вернуть этот капитал, но на этом пути ему снова пришлось столкнуться с ортодоксами из партийного
Дэвид Ллойд Джордж
В 1921 году Красин писал, что Советской власти настоятельно необходим западный капитал, чтобы освоить с его помощью те ресурсы страны, которые она пока не может охватить своими силами, а потому привлечение иностранного капитала представляется крайне необходимым. Конечно, в каждом конкретном случае, считал он, надо прежде всего требовать повышения производительности труда, развития производительных сил, увеличения добычи полезных ископаемых. Таким образом, он делал акцент на промышленном производстве, а торговля — казалось бы, его главное дело как наркома НКВТ — играла для него второстепенную роль. Как доходы от торговли, так и иностранные займы и концессии он предлагал направлять в первую очередь на развитие экономики.
Считая главным для страны подъем промышленности, он вполне реалистично предлагал сначала восстановить сельское хозяйство, продукцию которого легче было направить на экспорт. Иностранную помощь он планировал направить на усовершенствование способов хранения и транспортировки зерна и других продуктов, на возрождение виноделия в Закавказье и Крыму, хлопководства в Средней Азии. Он не раз подчеркивал, что России необходимы новые локомотивы и железнодорожные составы, складские помещения в портах для хранения зерна, которых или вовсе не было, или они нуждались в капитальном ремонте. Все это, включая строительство нового торгового флота, требовало огромных капиталовложений и поставок оборудования, которые можно было получить только с Запада.
Не меньшее значение иностранные деньги должны были сыграть в восстановлении таких отраслей, как угольная, железорудная и особенно нефтяная промышленность. Поработав в свое время в Баку, Красин пророчески проявлял наибольший интерес к нефтедобыче, тем более что потребность мировой экономики в нефти и нефтепродуктах в 20-х годах бурно росла. Добыча нефти в России (в основном в том же Баку) за годы войн и революций сократилась в 10 раз, на ее возрождение и техническую модернизацию тоже требовались громадные деньги. Страна остро нуждалась в буровых установках, трубах, нефтеналивных судах — все это тоже требовалось покупать на Западе. В сентябре 1920-го по поручению Красина сотрудник ВСНХ М. Багдатьян составил для Политбюро отчет о состоянии нефтяной промышленности, где делался вывод, что быстро восстановить ее без иностранного участия не удастся. На основании этого Красин уже в следующем году пытался добиться выделения в концессию иностранцам ряда нефтеносных районов.
Видел он и перспективы развития отдаленных окраин, в том числе его родной Сибири, о богатствах которой он знал не понаслышке. Потерпев неудачу в привлечении к их освоению западных предпринимателей (об этом чуть ниже), он решил обратиться к японцам, хотя отношение к ним в Советской России было весьма подозрительным. В 1925 году в интервью корреспонденту одной из японских газет он сказал, что, на его взгляд, создание советско-японских совместных предприятий несравненно важнее, чем развитие одних только торговых отношений. Отвечая на критику представителей японских деловых кругов, считавших, что советская монополия на внешнюю торговлю препятствует развитию торговли между двумя странами, он твердо ответил, что Советское правительство не отменит монополию даже ради очень крупных инвестиций, поскольку она является непременным условием государственного планирования — основы советской экономики.
В том же 1925 году он писал, что Советский Союз, конечно, может «подняться на ноги» без заграничной помощи — в то время это было уже очевидно. Но для этого, по его подсчетам, требовалось 20–25 лет, а привлечение западных средств, технологии, опыта управления позволит сделать это гораздо быстрее —
Финансово-кредитному делу, как и многому другому, Красину пришлось учиться на ходу, но в итоге он овладел им вполне профессионально. Он видел два главных источника привлечения иностранного капитала в советскую экономику — кредиты и концессии. Первые советское руководство всегда охотно брало (вплоть до конца существования СССР), но западные страны и компании, как уже было сказано, куда менее охотно стремились их давать. Концессии, напротив, всегда были желанными для западных предпринимателей, но тут ставили препоны уже советские лидеры, опасавшиеся проникновения в страну «империалистов». Что касается кредитов, то Красин делил их на несколько категорий, предлагая гибко использовать по разным направлениям. Он считал возможным получение краткосрочных займов (которые, как он считал, помогают развитию внешней торговли) с низким процентом годовых, чтобы дать советским агентствам возможность или продать товары, или обменять их на урожай или сырье у непосредственных производителей. Однако прежде всего он хотел добиться долгосрочных кредитов (на 10–20 лет) в виде займов или оборудования для развития производства.
Убеждая руководителей страны в необходимости иностранных кредитов, Красин говорил и писал в статьях о том, что кредиты (как и внешняя торговля) помогут укрепить доверие западных стран к СССР. Он считал, что эти страны не смогут долго игнорировать огромный российский рынок, что жадность заставит их помогать Советской России, несмотря на классовую враждебность к ней. По его подсчетам, государству для успешного развития требовался заем в 2 млрд. золотых рублей, что казалось чрезмерным как любой западной стране, так и советскому руководству — валовой национальный продукт в 1925 году был существенно ниже. Понимая, что шансы получить такую сумму невелики, Красин носился с идеей создания для ее реализации консорциума западных стран под эгидой Лиги Наций, которому можно было предложить самые выгодные условия. По его мнению, при ставке 7–8 % Россия вполне смогла бы выплачивать ежегодно по 160 млн. рублей в год, зато в итоге ей удалось бы модернизировать промышленность и конкурировать с Западом уже на равных.
Другим источником привлечения иностранного капитала и технологий были концессии, широко применявшиеся в царской России. Красин с самого начала был их сторонником, еще в 1918 году предлагая с их помощью расколоть единый антисоветский фронт капиталистов, заставив их соперничать в освоении российских ресурсов. Тогда это было утопией, но с началом нэпа, когда в стране был вновь допущен частный капитал, создание иностранных концессий снова стало возможным, что зафиксировал декрет Совнаркома от 23 ноября 1920 года. Это сразу же вдохновило западных бизнесменов, прежде всего тех, кто владел концессиями в России еще до революции. В первых их рядах был шотландский миллионер Лесли Уркварт (Уркарт, 1874–1933), проработавший в России почти 25 лет и прекрасно говоривший по-русски. С Красиным он познакомился еще в Баку, а позже стал директором Русско-азиатского объединенного общества, владевшего крупными горнодобывающими предприятиями в Кыштыме, Таналыке, Экибастузе и др. В 1918 году, потеряв все свои владения, он предъявил Советскому правительству иск на 56 млн. фунтов стерлингов — это составляло треть всех исков о возмещении ущерба, поданных против России британскими компаниями.
В июне 1921 года, когда Красин находился в Лондоне, Уркварт встретился с ним и всячески обхаживал, добиваясь возобновления своей концессии. Красин предложил передать компании Уркварта в аренду на 30 лет четыре прежде ей принадлежавших предприятия в азиатской части России, но Уркварта устраивал более долгий срок аренды — не менее 99 лет. Удалось договориться, чтобы компания не платила налоги, а отправляла в советскую казну определенный процент от прибыли. Красин предложил 33 %, Уркварт — 25 %, столько же, сколько компания отчисляла до революции. Просьбу Уркварта предоставить ему аванс в 500 тысяч фунтов Красин отверг из-за недостатка в России иностранной валюты.