Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
Шрифт:
— Разумеется, помню. И не отрицаю. Я люблю тебя больше жизни. И всегда мечтала о союзе с тобою.
— Если б не де Барант.
У Щербатовой на лице появилась брезгливая усмешка.
— Ах, не говори мне о нем. Он разрушил наше с тобой счастье.
— Мы должны наверстать, Машенька.
— Как ты это ласково произнес: «Машенька». Так меня называла мама…
А потом была спальня, развороченная постель, съехавшая набок подушка и упавшее на пол одеяло, и ее большая грудь у него перед глазами — раза в три больше, чем у Милли — вздрагивающая и колышущаяся при каждом толчке, запрокинутое лицо, сведенные в спазме губы и хриплый стон: «Миша… Мишенька… я люблю тебя…» Он в конце впал в какой-то бешеный экстаз и невольно даже сам застонал сквозь зубы от нахлынувшего блаженства. Затем они тихо целовались, приходя в себя, и благодарили друг друга за счастье.
— Как
— Рад, что тебе понравилось, Маша.
— Нет, не просто понравилось — я в восторге. У меня ничего подобного раньше не было.
— У меня тоже.
Она заулыбалась с хитринкой.
— Да? А с Мусиной-Пушкиной?
— Ты откуда знаешь?
— Принесла на хвосте сорока.
— С Милли было все по-другому.
— Как же, интересно?
— Мэри, перестань. Не желаю обсуждать с тобой других женщин.
— Говорят, она родила от тебя ребенка.
— Чушь собачья. Меньше слушай светские сплетни.
— Ты, наверное, ей тоже говорил, что любишь?
Приподнявшись на локте, Лермонтов взглянул на Щербатову с возмущением.
— Нашла время ревновать! Вновь прошу тебя: перестань, пожалуйста. Нет никакой Мусиной-Пушкиной. Это миф. Я и ты — вот реальность. Наша близость и наши чувства. Остальное выкинь из головы.
Она обвила его шею белыми мягкими руками, притянула к себе и с нежностью поцеловала.
— Все, уже выкинула. Все, как пожелаешь, любименький. Мой забавный Мишельчик.
— Что же во мне забавного?
— Ты не такой, как прочие. Гений русской словесности. В сочинительстве гениален, в остальном забавен.
— Я твоя забава?
— Как и я твоя.
— Я к тебе отношусь серьезно.
— Как и я к тебе.
— Ты дождешься меня с Кавказа?
— Непременно дождусь, я клянусь. И если ты не передумаешь, буду ждать нашего венчания.
— Я не передумаю.
— Я надеюсь.
Михаил вернулся домой под утро — взбудораженный, изнуренный, счастливый.
Днем 9 мая Лермонтов отправился в гости к Погодину [56] : у того в доме пребывал Гоголь и справлял свои именины. Все последние годы Николай Васильевич жил в Италии, работая над первым томом «Мертвых душ». А теперь заехал в Россию по делам своих младших сестер и опять вскоре собирался обратно в Рим.
Михаил восхищался его украинскими повестями и смотрел в театре «Ревизора». Он чуть завидовал необыкновенной легкости гоголевского слога и непринужденности шуток, возникавших на ровном месте. Жаждал пообщаться.
56
Погодин Михаил Петрович (1800–1875) — русский историк, писатель, публицист, преподаватель Московского университета (с 1825 г.); редактор «Московского вестника» (1827–1830), «Москвитянина» (1841–1856). Интенсивно общался и переписывался с А. С. Пушкиным. С конца 30-х гг. деятель правого крыла славянофильства. Экзаменовал Лермонтова по истории при поступлении в Московский университет. Первому курсу Погодин читал историю Средних веков; судя по результатам экзаменов, Лермонтов уделял лекциям Погодина больше внимания, чем другим предметам. Лермонтов был 9 мая 1840 г. в доме Погодина на именинном обеде в честь Н. В. Гоголя и читал там отрывки из «Мцыри». В «Москвитянине» были опубликованы критические разборы произведений Лермонтова, во многом полемического характера; в мае 1841 г. Лермонтов передал Погодину (через Ю. Ф. Самарина) стихотворение «Спор» для публикации в журнале.
Гоголь был чуть повыше Лермонтова, круглолицый, розовощекий, с усиками и бородкой а-ля Бальзак и комически длинным носом, при беседе он слегка заикался и, пытаясь выговорить шипящие, прикрывал левый глаз и плевал в собеседника брызгами слюны. Но улыбка была очень хороша — белозубая и по-детски открытая. И смеялся очень заразительно, во весь голос.
В разговоре Гоголь сказал:
— Вы чудесный поэт и чудесный прозаик. И на мой вкус, даже больше прозаик, чем поэт. Ваш «Герой» просто бесподобен.
— У меня и пиеска есть, — неожиданно для себя похвастался Лермонтов, — правда, запрещенная к постановке.
— Ничего, — посочувствовал Николай Васильевич, — все еще у вас впереди. Вам ведь сколько лет?
— Двадцать пять.
— О, вот видите, а мне уже тридцать один.
На обеде из известных литераторов, кроме Погодина, были Вяземский, Загоскин [57] ,
57
Загоскин Михаил Николаевич (1789–1852) — русский писатель. В литературно-общественной борьбе занимал консервативные позиции.
58
Аксаков Константин Сергеевич (1817–1860) — русский публицист, критик, поэт, один из идеологов славянофильства. Сын С. Т. Аксакова.
59
Чаадаев Петр Яковлевич (1794–1856) — русский мыслитель, автор трактата «Философические письма» (1829–1831, на франц. яз.).
60
Щепкин Михаил Семенович (1788–1863) — русский актер, основоположник сценического реализма в России. Был близок с А. С. Пушкиным, Н. В. Гоголем, В. Г. Белинским, А. И. Герценом и др. Лермонтов познакомился со Щепкиным в мае 1840 г. во время недолгого пребывания в Москве. В 1852 г. Щепкин деятельно поддерживал М. И. Велберхову в ее хлопотах о постановке «Маскарада». 1 апреля 1856 г. в Малом театре Щепкин участвовал в живых картинах по поэме Лермонтова «Песня про купца Калашникова».
Гоголь в беседке собственноручно приготовил жженку: в специальную чашу из металла Фраже [61] влил две бутылки шампанского и бутылку рома, а затем бутылку французского белого десертного вина сотерн [62] ; бросил фунт сахара и нарезанный кусочками ананас. Все это вскипятил на горелке; далее вылил в большую фарфоровую чашу, на которую положил крестообразно две серебряные вилки, а на них — сахарную голову, сбрызнул ромом и поджег; поливал ромом из суповой ложки, чтобы огонь не затухал. Наконец, когда сахарная голова вся растаяла, той же ложкой разлил варево гостям по стаканам.
61
Название фирме «Фраже» было дано в честь основателя Иосифа Фраже, организовавшего в 1824 г. первую в Варшаве гальваническую лабораторию: гальваническим методом наносился слой серебра или золота на посуду из неблагородных металлов.
62
Sauternes — французское белое десертное вино, производимое в Бордо. Его делают из винограда Семильон, Совиньон блан и Мускадель (или Мюскадель), подвергнутых естественному воздействию т. н. «благородной плесени» ботритис. Это приводит к частичному заизюмливанию ягод и, как следствие, к более концентрированным винам, с более выразительным ароматом.
Пили за его здоровье, за успешное окончание «Мертвых душ», за процветание Родины. Хомяков сказал:
— Предлагаю выпить за здоровье господина Лермантова. Чтобы он к нам вернулся с Кавказа без единой царапины.
Все охотно поддержали эту здравицу и пошли чокаться с Михаилом. Он благодарил.
Голова кружилась от выпитого вина и всеобщего признания. Он — писатель! И друзья Пушкина стали его друзьями. Он вошел в число избранных, отмеченных Богом. Даже того, что сделано, за глаза хватит, чтобы войти в историю русской литературы. А за шесть следующих лет он напишет не меньше. Если не убьют. Неужели убьют? Нет, по его расчетам не должны.
Расходились около девяти вечера. Гоголь и Погодин приглашали его вновь зайти до отъезда. Лермонтов обещал.
Этот чертов отъезд!
Как же хорошо в Москве! Здесь друзья и любимая женщина. Для чего уезжать? Для чего подчиняться воле бессердечного человека на троне? Как бы задержаться?
Вернувшись домой, он застал у себя в прихожей под вешалкой чей-то саквояж и забрызганные дорожной грязью сапоги. На вопрос Михаила дядька Андрей Иванович разъяснил:
— Алексей Аркадьевич изволили прибыть из Петербурга.