Лесная крепость
Шрифт:
И он пощипал. Пользуясь тем, что на месяц надвинулась какая-то тёмная рвань, а ракетчик замешкался (старый запас световых ракет у него закончился, а новый надо было подтащить), Ломоносов подполз поближе к гнезду, усиленному пулемётом, понаблюдал немного за фрицами, сидевшими в углублении, словно птенцы, с нахлобученными на головы касками, потом вытащил из кармана лимонку, редкую по той поре гранату, поцеловал её в плоскую чугунную пятку и, выдернув кольцо, кинул гранату прямо в гнездо.
Вверх плоско, вышвырнув людей из гнезда, взметнулся резкий синеватый сноп, коснулся низкого чёрного неба, осколки гранаты защёлкали по веткам деревьев, срезали несколько лап, посекли служивых фрицев – досталось всем троим… В тот же миг раздался многослойный автоматный стрёкот – всполошился весь лагерь.
Даже Клёст и тот лупил в чёрный воздух из чужого «шмайссера», кричал что-то, но крика своего не слышал, вращал глазами ошалело и дивился нехорошо, не понимая, почему земля перед ним неожиданно опрокинулась и встала вверх ногами.
Воздух был буквально нашпигован пулями, в один момент Ломоносов даже подумал, что не уйдёт он, но ушёл. Одна только пуля всадилась ему в плечо ватника, выдрала толстый клок, осушила руку, но рука вскоре отошла, а вот плечо ещё некоторое время гудело глухо, побаливало, но потом и это прошло, – счастливая, в общем, оказалась эта пуля.
Он находился уже далеко, когда стрельба стихла, – немцы поняли, что стрелять уже не в кого, человек, бросивший гранату в гнездо с пулемётом, ушёл.
Костров в немецком лагере стало больше, и горели они ярче.
В партизанском лагере тоже жгли костры, в землянки не уходили. Чердынцев лазил по снегу, выбирал место для пулемётов, на каждый пулемёт – по паре точек: основную и запасную, налазился настолько, что едва добрёл до костра, уселся на кем-то подставленный ящик и застыл, вяло опустив голову.
– Устал, очень устал, – пробормотал он едва слышно. В это время к нему подскочил Ломоносов – до лагеря он добрался благополучно. Лейтенант скосил на него покрасневшие, ставшие какими-то чужими глаза. – Ну что, Иван, не удалось устроить маленькое Ватерлоо?
Ломоносов отрицательно помотал головой.
– Дело сложилось так, что, если бы я ввязался в драку, из двадцати человек, которые были со мной, в живых остались бы двое.
– Нам это совсем не нужно, Иван, – сказал лейтенант. – Правильно сделал, что ушёл. Все целы?
– Все.
Чердынцев закрыл глаза. Маленький солдат подёргал его за плечо.
– Товарищ лейтенант, часика три можно поспать совершенно спокойно – немцы с места не сдвинутся. А то и все четыре часа. Айдате в землянку, товарищ лейтенант.
Чердынцев в ответ вяло покрутил головой.
– Лучше дай мне, Иван, чаю, – попросил он, – горячего.
– Сей момент сгорожу, – засуетился начальник разведки, – сейчас же! Но чай землянки не отменяет.
Чердынцев не выдержал и, несмотря на усталость, улыбнулся. Ломоносов всё-таки добился своего – после чая проводил командира в землянку.
На лес опустилась ночь, она полностью вступила в свои права, тихая, зловещая. Ничего в ней не было слышно, она вообще не рождала никаких звуков – ни шума ветра, ни воя волков. Редко так бывает…
Земля ждала утра.
Хоть и долгой была ночь, а всё-таки ей пришёл конец. Каратели, не привыкшие спать на снегу, выспаться не сумели, кое-кто из них даже поморозился, и просились, несчастные, назад, в тёплые дома Росстани, но оберштурмфюрер заявил, что любого, кто ещё раз заикнётся об этом, будет считать дезертиром и отдаст под суд по законам военного времени.
Велел, чтобы обмороженными занялись русские полицаи, они лучше знают, что надо делать в таких случаях, в отличие от него, цивилизованного берлинского жителя, ведь эти гнусные людишки, полицаи, в России всё-таки родились. Лицо оберштурмфюрера наполнилось презрением.
Вскоре отряд карателей втянулся в просеку, прорубленную когда-то между деревьями (по ней до войны вывозили лесины с обрубленными сучьями), и двинулся по ней дальше. Чтобы не было неожиданностей, оберштурмфюрер выслал вперёд охранение.
Партизанам стало понятно, что ни старшина Иванов, ни его напарник не сумеют обойти карательное войско, и тропку, по которой они должны были вернуться, также запечатали минами.
На мины Бижоева и наткнулся передовой отряд карателей – один из фрицев, дюжий, конопатый, в натянутой на плечи простыне – подручная маскировка, наступил ногой на мину и вмиг оказался нашпигованным осколками. Да ладно бы только осколки – одна нога у него оказалась обрублена по самую лодыжку. Конопатый шлёпнулся в притоптанный, окроплённый кровью снег, задёргался от боли, выгибался дугой и бился спиной о землю. Двое его напарников поспешно отскочили в сторону, также попадали на землю, выставили перед собой автоматы.
Медлить не стали: один полоснул длинной очередью в одну сторону, второй в другую. Из минного пролома запоздало выплеснулась ядерная вонючая грязь, зафыркала злобно, залопотала – мина была поставлена на краю болотной бездони.
Конопатый эсэсовец выл и катался по снегу, его более удачливые напарники полосовали очередями пространство, уничтожая невидимого врага, колонна карателей остановилась. Клёст выслал вперёд группу из пятнадцати человек – в помощь передовому дозору.
Стрельба поднялась такая, что тошно сделалось даже зимующим болотным лешим, но пули немецкие никому вреда не причинили, и прежде всего партизанам – их позиции находились далеко впереди, струи горячего свинца на излёте просто шлёпались в снег, шипели, рождая облачка мутного пара.
Через пятнадцать минут каратели продолжили свой путь. Обледеневшая болотная корка держала людей прочно – не прогибалась, не проламывалась, взрывов больше не последовало, и каратели двинулись вперёд решительнее. Не ведали они, что за ними очень внимательно наблюдает человек, закопавшийся неподалёку в снег, командир подрывников Бижоев.
На болоте он соорудил несколько ловушек – поставил усиленные противотанковые мины, протянул к ним провода, присыпал их снежком, поверхность обработал еловыми лапами. Когда на противотанковую мину наступает человек – ничего не происходит, у него слишком маленький вес для взрыва, и пятьдесят человек пройдут по мине – тоже ничего не будет… Эту тяжёлую тарелку надо только взрывать.