Лесник и его нимфа
Шрифт:
– А где Фред-то? – наконец спросила она.
– Не знаю, – ответила его жена. – Как он вообще?
Что Лита могла на это сказать?
– По-разному.
– А ты – Лита? – вдруг спросила Федина жена. – Про тебя все говорят.
– Да? – тупо спросила Лита. – Кто – все?
Федина жена не ответила. Продолжала собирать вещи. Потом как-то странно посмотрела на Литу. Хотела что-то сказать. Но почему-то не стала. Хотя было же очевидно, что Лита вне этой череды Фединых девиц. И Лите показалось, что эта женщина все еще любит его. Или не его уже, а то
Конечно, быть Фединой женой невозможно.
А Егорка перед уходом вдруг крепко обнял Литу и сказал: «Люблю тебя…» Это было первое в жизни признание в любви, которое Лита услышала.
***
Все у них получалось из какофонии, бардака и творческого безумия. На одном из первых выступлений в каком-то приличном месте вроде ДК они так разошлись, что сломали стойку от микрофона.
Тогда у них был еще блаженный акустический состав. Лита, открыв рот, слушала, как звучат вместе баян и виолончель. Крюгер умел соединять несоединимое.
И ведь ничего почти не сохранилось от того короткого периода с Литой. Никаких записей. Это осталось только в памяти тех, кто видел и слышал.
***
Лита, как ни странно, полюбила тех, с кем она играла. Это был ближний круг. С ними было не страшно жить. И не было того, чего она больше всего боялась. Как это называлось… Потерять себя? Этого не было.
Еще был круг дальний. В нем были какие-то музыканты, диссидентствующие поэты и художники, были голубые и те, кто любил женщин… Какие-то толпы людей, которые проходили мимо Литы. Но все это было на поверхности. А она часто забивалась в глубину, в угол. Сидела там, как птичка на веточке. К этому все привыкли, ее никто не трогал. Вокруг что-то происходило, какая-то суета и жизнь, а она забиралась в свой домик.
Там хорошо было думать. Для нее вдруг открылось столько всего, о чем можно было думать часами.
Еще она думала там про Лесника.
***
Вообще она думала про него везде. Сначала она считала, что забудет его. Потом обнаружила, что это не получается. Что-то о нем болело у нее почти все время. Иногда отпускало. Потом с новой тоской возвращалось.
Она вспоминала о нем в самых неожиданных местах. Например, на эскалаторе. Ведь это он научил ее, когда они ехали вниз, задирать голову, чтобы лицо было параллельно потолку, и смотреть на этот потолок. И тогда появлялось ощущение, что ты летишь.
Лита проделывала этот фокус всегда, когда стояла на эскалаторе. Однажды она все-таки потеряла равновесие и упала.
Он же говорил ей, что надо держаться за поручень.
***
Так вот, о Леснике она думала чем дальше, тем больше. В какой-то момент ей пришлось даже себе признаться, что все, что она делает, делает для него. Что она давно уже смотрит на мир его глазами. Обо всем, что происходит, она думает: а что бы он про это сказал? А какой был бы у него взгляд, когда бы он это увидел?
Иногда ей
Все, что у нее осталось в память о нем, – это шрам на руке и иконочка Богородицы с голубыми глазами.
В какой-то момент тоска по Леснику заставила ее приехать к его дому. Она знала, что не сможет подняться к нему. Может только подержаться за ручку двери в его подъезде. Это была единственная возможность дотронуться до него. Ведь он тоже прикасался к этой ручке. Она стояла и чувствовала, как металл в ее руке становится теплым.
Потом просто смотрела на его окна. Там горел свет.
***
Непонятно, что грело ее все эти месяцы. Может быть, мысль, что она вернется к Леснику?
Станет другой и вернется. Какой другой она хотела стать для него? Она не знала.
Еще она никак не могла понять одного. Она вытянула счастливый билет делать то, что всегда хотела. Вокруг были потрясающе интересные люди. А ее сердце выбрало человека, которому, казалось, нужен был только его лес.
Наконец она поняла, что больше так не может, иначе она задохнется. Она должна к нему придти. И что сделать? Побиться головой об стенку? Может, это поможет, и он наконец скажет ей, что она ему нужна?
Не важно. Надо просто придти. Прыгнуть в воду. И пусть там будет Леночка, Снегурочка… плевать.
И Лита решила: когда в Москве начнется настоящая весна, она пойдет к нему. Просто так. Иначе она задохнется.
Глава 11
***
И вот в московские переулки пришла настоящая весна. Лита шла из школы и дышала этой смесью из эйфории и тоски.
Придя домой, она обнаружила, что у них в гостях мамина подруга Лариса. И Лита - небывалое дело – села с мамой и Ларисой обедать. Весна была всесильна.
Мама с Ларисой ели и болтали, Лита молчала. И вдруг Лариса среди потока болтовни спросила:
– Слушай, а как там Катин племянник?
– Чей?
– Ну, Кати, которая мне билеты в Анапу доставала. Ты в тот раз говорила, что у ее племянника рак.
– А... Она давно заезжала, лекарства заказывала. Да, говорила, рак, операцию ему делали. Но все как-то плохо. Представляешь, парню двадцать лет.
– Да, – многозначительно ответила Лариса, – болезнь никого не щадит.
Она мельком глянула на Литу, хотела еще что-то спросить у мамы, но вернула взгляд к Лите:
– Лидка, ты че такая бледная?
Мама тоже посмотрела на нее:
– Да. Ты заболела?
– Она много курит и мало спит, – вставила Лариса. – Это сказывается у девушек на лице.
– Что ты сказала? – наконец выдавила Лита. – Что у племянника Екатерины Георгиевны?
***
Это был какой-то разрыв сознания. Обрыв пространства, как у разведенных мостов.
Вечером Лита зашла к маме в комнату.
– Екатерина Георгиевна заказывала у тебя лекарство?
– Да...