Лесник и его нимфа
Шрифт:
Он снова замолчал. Космос надвигался.
– Лесник, скажи, ты сейчас рисуешь?
– Нет.
– Почему?
– Тетя мне сказала, что мой отец хорошо рисовал. Это ей мама, оказывается, рассказывала. Мне она этого никогда не говорила … И я понял, что почему-то не могу больше рисовать.
Лита посмотрела на него и поняла, что это опасная тема.
– А у моего папы родился ребенок, – быстро сказала она, чтобы перевести стрелки на себя. – Типа, мой брат. А мне это пофигу. Хотя я раньше мечтала о брате. Папа мне недавно
– А я, – вдруг отозвался он, – никогда в жизни не видел моря.
– Да??
Лита не знала, что ответить. Не чушь же какую-нибудь: «Ну, у тебя еще все впереди…»
– Но зато, – вдруг сказал он и сел, – спорим, ты никогда не видела столько земляники, сколько я? У нас в лесу ее можно собирать и есть столовой ложкой. Ты бы ела ее столовой ложкой?
Лита посмотрела на него, и ее прямо пронзило – столько тоски было у него в глазах, сколько, похоже, никогда не стояло у Литиной кровати по утрам.
– Лесник, ты что?
– Не обращай внимания. Ты же говорила, что каждый имеет право быть слабым. Ну вот. Ела бы ее столовой ложкой?
Лита не ответила.
– Знаешь, я как в Москву переехал, все пытался его найти… Ну, своего отца. Но так и не нашел. Так и не нашел. Теперь уже не найду…
Он замолчал, потом продолжил совсем про другое:
– А мне тетя вчера устроила про тебя допрос. Сказала, что никогда не видела у меня такого безумного лица.
– Да?
– А я ей сказал, что лучше журавль в руках, а не в небе. А она начала плакать и говорить, что я, видимо, совсем тронулся. Она меня не поняла. А мне тоже иногда кажется, что я совсем тронулся…
– А я согласна на землянику столовой ложкой, – ответила Лита.
***
Потом все-таки они вылезли из своего космического корабля, сели за стол и стали заниматься математикой. Лесник принес из другой комнаты стул покрепче. Лита, правда, не могла сосредоточиться и ничего не понимала, и Леснику было плохо, это было очевидно. Но он упорно объяснял ей какие-то примеры с логарифмами. Пока наконец она не швырнула ручку и не сказала:
– Я больше не могу.
Он выдохнул и положил голову на стол. Так они сидели в тишине, а потом он вдруг сказал, не поднимая голову:
– Я хочу сходить в церковь.
Лита оторвала взгляд от настольной лампы и уставилась на него. Он добавил:
– Я весь год выяснял отношения с Богом. Больше не могу.
– Хочешь, я с тобой? – после паузы спросила Лита.
– Да. В воскресенье, послезавтра. Ты сможешь? Я уеду в следующую пятницу. И неизвестно, что будет дальше...
Он помолчал.
– Я тут один раз решил сходить. Вышел… И на улице потерял сознание. Пьяный сосед шел, помог мне дойти обратно до дома… – Он поднял голову и посмотрел на Литу. – Интересно, Богу я тоже не нужен?
Лита молчала, рисуя в тетрадке круги. Потом сказала:
– Если бы Бога не было, человек бы умер от одиночества. Помнишь? Это ты говорил.
– Да, я еще жив. Есть надежда.
– Лесник, скажи… А что будет, если ты не поедешь в свой Свердловск, а ляжешь в больницу тут? Если мы найдем хорошего врача? Тебе не обязательно зависеть от тети с сестрой. Одна беременная, другая устала. А я здесь, Лесник, – продолжила Лита почти с отчаянием. – Я не устала и не беременная. Думаешь, я не смогу делать то, что надо делать на этой твоей химии?
Он молчал. Потом вдруг рассмеялся.
– Ты все-таки Момо из нашей книжки.
– Лесник!
– Мне иногда кажется, что чем хуже, тем лучше... Знаешь, как я всех ненавидел, когда лежал в реанимации?
– И что?
– И то... Помнишь, в «Момо» Серые господа воровали время у людей, делали из него сигары и курили? Превращали жизнь в ничто… Думаешь, я хотел бы, чтобы ты видела, как я превращаюсь в ничто? В ничтожество…
Лита уходила от него с тяжелым сердцем. Время всей жизни сжалось до одной недели.
Глава 13
***
Вечером Лита не пришла, а скорее приползла домой – так было тяжело там, где душа. Проклятые битые кирпичи... Только она вошла – зазвонил телефон.
Мама была дома.
– Да, пришла, наконец, – сказала она кому-то и вышла к Лите. – Тебе тут обтрезвонились.
Лита взяла трубку. Это был Кларнетист.
– Блин, наконец-то! – закричал он. – Куда ты делась? Мы тебя ищем с фонарями.
– Я заболела, – сказала Лита. Это было недалеко от правды.
– Да? Ты помнишь, что мы завтра едем в Питер?
Бац!.. До Литы вдруг дошло. В это воскресенье, послезавтра, они должны быть в Питере. Да, да, да. Там что-то такое должно быть. Что-то очень важное. Квартирник? Запись? Кажется, и то и другое. Собственно, все, что они делали эти полгода… В это воскресенье они должны быть в Питере! Именно тогда, когда Лесник попросил ее сходить с ним в церковь.
Когда Лита это поняла, у нее вдруг зажало что-то в голове и стало тошнить.
Она легла на кровать.
Какой-то четырехугольник – Лесник со своей болезнью и Лита со своей музыкой.
Можно, конечно, Леснику отказать. Он пойдет один. Снова потеряет сознание, разобьет голову, попадет под машину… Просто не дойдет до храма, он из комнаты в комнату-то еле переходит… Или вообще не пойдет. Потом уедет на свой Урал, будет мучиться там в больнице и знать, что не попал в церковь, потому что Лита поехала записывать с Фредди Крюгером альбом.
– Я ухожу, – мама заглянула в комнату. Лита с удивлением на нее воззрилась. Мама сияла, от нее пахло духами. – Я хотела картошки пожарить, но я опаздываю, – сказала мама. – Дочисти и пожарь сама. Или, хочешь, свари.