Лесной фронт. Дилогия

Замковой Алексей Владимирович

Весь разговор занял не больше получаса. Первое посещение доктором оккупированного Ровно нам нужно только для того, чтобы выяснить обстановку. Никаких активных действий. Тем более — действий, которые могут скомпрометировать нашего единственного человека, который вхож в город. Наблюдение и очень осторожные разговоры, в которых Максим Сигизмундович должен занять позицию человека, преданного новой власти. Больше ничего. Закончив разговор, я отправил доктора спать. Он ведь провел в пути, почитай, всю долгую зимнюю ночь. А для того чтобы добраться в Ровно к рассвету, доктору придется и следующую ночь провести в санях.

Очень хотелось, чтобы день пролетел быстро. Однако, как всегда в ожидании дела, время

растянулось до бесконечности, и даже стрелки часов двигались словно нехотя. Максим Сигизмундович спал. Я провел половину дня в секрете — нас слишком мало, чтобы воспользоваться привилегиями командира и увильнуть от работы. Потом, до вечера, занимался еще какой-то хозяйственной мелочевкой. Чуть полегче стало, когда доктор наконец проснулся. Остаток времени до его отъезда прошел заметно быстрее предыдущей части дня — в разговорах с умным человеком время летит быстро. Как-то сам собой у нас возник спор по политическим вопросам. Максим Сигизмундович все сетовал на перемены, произошедшие в этих краях с приходом советской власти. Он признавал, что происходившее здесь в то время, когда Ровно принадлежало Польше, — не образец благополучия, но утверждал, что перемены, привнесенные советской властью, тоже никуда не годятся. На вопрос — почему же тогда доктор помогает нам, воюющим за советскую власть, Максим Сигизмундович ответил, что поступает потому, что власть фашистов — еще хуже. А еще — потому, что мы защищаем простых людей. В этом споре мне пришлось постоянно контролировать себя, чтобы не сболтнуть лишнего. Со многим я был согласен, с чем-то — нет. Но в любом случае, поддерживая легенду, я изо всех сил доказывал, что именно советский строй — самый передовой, а все недочеты и перегибы — это лишь пережитки тяжелых времен.

Наконец-то наступил момент, когда Максиму Сигизмундовичу пришла пора выезжать. Сани уже почти час как готовы — доктор в последний раз проверяет упряжь.

— Поглядывайте по сторонам, Максим Сигизмундович. — Я стою рядом, поглаживая теплый нос лошади. — Много ли патрулей, куда можно ходить, а куда нельзя…

— Та знаю я! — отмахнулся доктор. — Не маленький! Все посмотрю, все запомню.

— Тогда удачи!

Максим Сигизмундович сел в сани и снова повернулся ко мне:

— Дня за два обернусь. Самое большее — за три.

— Будем ждать, — кивнул я. — Берегите себя!

Доктор улыбнулся и тряхнул поводья. Скрипя свежим снегом, сани тронулись в путь, увозя нашего агента и Василия Гаца, который должен будет, когда доктор въедет на шоссе, покинуть его и замести следы саней. На всякий случай — мало ли кого заинтересует уходящая в лес с шоссе колея на свежем снегу.

— Надо было попросить доктора, чтобы пожрать чего-то раздобыл в городе, — хлопнул себя по лбу Шпажкин, когда сани исчезли за деревьями.

— Думаю, в городе с едой может быть похуже, чем в селах, — ответил я. — По крайней мере, для местных. Давай-ка, Денис, собирай всех. Дождемся Гаца и попробуем еще что-нибудь разузнать сами.

То, что Максим Сигизмундович отправился на разведку в Ровно, вовсе не означает, что и нам следует сидеть сложа руки. Собственно, и эти пять дней мы просидели без дела исключительно потому, что следовало дождаться доктора. Конечно, отдохнуть после нелегкого перехода в эти края тоже надо было, но не целых же пять дней! Так что опасение разминуться с Максимом Сигизмундовичем было основной причиной. А распылять свои и так небольшие силы, оставляя кого-то дежурить на хуторе, я тоже не хотел. Зато теперь можно приступить к работе. Не знаю, удастся ли доктору разузнать что-то, но и мы можем добыть кое-какие сведения. Пока отряд сидел без дела, мне пришла в голову мысль, что получить ответы на многие интересующие нас вопросы можно, захватив «языка». Рискованно, но дело того стоит.

Однако из этой затеи не вышло ровным счетом ничего. Несмотря на то что я несколько дней обдумывал план захвата «языка», в итоге оказалось, что я не учел один важный момент. На чисто-белом покрывале снега, накрывшем все вокруг, наша совсем не белоснежная одежда выделялась настолько, что можно было даже не думать о том, чтобы спрятаться. В общем, все приготовления — даже хитрое приспособление для прокола шин машины, которое я, вспомнив соответствующий девайс из своего времени, соорудил из веревок, досок и гвоздей, — оказались тщетными. Из-за того, что я не озаботился запастись хотя бы простынями, которыми можно укрыться и хоть так постараться слиться с ландшафтом, мы попросту просидели в небольшой лесополосе, в полукилометре от шоссе, облизываясь на проезжающие машины.

Максим Сигизмундович вернулся, как и обещал, через три дня. Приподнявшееся было, как только я услышал скрип полозьев и тихое ржание лошади, настроение, тут же снова упало. Выражение лица доктора было… У меня даже нет подходящего эпитета. В глазах Максима Сигизмундовича смешались сразу и горе, и ужас, и злость, и еще множество чувств, далеких от чего-либо позитивного. Он остановил свои сани под домом и, словно робот, вылез из них.

— Что случилось? — вместо приветствия, спросил я.

Максим Сигизмундович как-то боязливо огляделся и, не произнося ни слова, прошел мимо меня в дом. За всей этой картиной удивленно наблюдали Дронов и Новак, как и я, вышедшие поприветствовать доктора. Я пожал плечами и направился вслед за ним.

До Ровно доктор доехал без приключений. Его даже не остановили ни разу для проверки документов. Зато потом… По мере того как Максим Сигизмундович рассказывал, я только благодарил Бога за то, что додумался не соваться в город самому. Все началось при въезде в Ровно. По словам доктора, пока он доехал до центра города, документы у него проверяли двадцать пять раз! И даже бумага, в которой было четко написана цель приезда в город, не спасала от подробного допроса.

Ровно сильно изменился с того времени, когда Максим Сигизмундович был там в последний раз. Дело даже не в том, что город пострадал во время боев. Сама атмосфера… Люди… Улицы были практически пустынны. Лишь редкие прохожие, весь вид которых просто кричал о крайней степени запуганности, быстро пробегали мимо. И вездесущие немцы. Эти ничего не боялись и, в своем большинстве, никуда не спешили. Оккупанты ходили по городу с гордо поднятой головой.

Несмотря ни на что, доктор не забывал поглядывать по сторонам и запоминать увиденное. В городе вовсю велись ремонтные работы. Ударными темпами отстраивали разрушенные здания, расчищали завалы… Естественно, не своими руками. По словам доктора, он увидел на этих работах множество людей, одетых в большинстве в изодранную форму РККА. Летнюю форму! К восстановительным работам немцы привлекли военнопленных, находившихся в лагерях неподалеку от Ровно. Естественно, ни теплой одеждой для них, ни нормальным питанием никто не озаботился. Крайняя степень истощенности работников сразу же, ввиду профессии, бросилась в глаза доктору.

В центре города Максим Сигизмундович чуть не нарвался на большие неприятности. Сани он пристроил у какой-то гостиницы еще в четырех кварталах отсюда и, следуя моим указаниям проверить людные места, пешком направился в центр. Доктор как раз собирался свернуть на улицу Калинина, когда его остановил патруль.

— Пропуск! — рявкнул молодой лейтенант, а два солдата в это время прижали Максима Сигизмундовича к стене.

— Пожалуйста, господин лейтенант. — Услышав немецкую речь, лейтенант расслабился, но, когда прочитал аусвайс доктора, глаза его снова сузились.