Лесные твари
Шрифт:
Настала пора ужина.
Карх приближался к добыче мелкими, нетерпеливыми, трусливыми шажками. Он все еще боялся Бессмертного, хотя бояться было нечего. Бессмертный был безопасен. Он не мог пошевелить и пальцем, а в голове его – карх слышал это – мыслей было не больше, чем в мертвом камне.
Он не должен больше думать об ЭТОМ, как о Бессмертном. Это просто мясо.
Карх с визгом кинулся на добычу, бросился в прыжке. И не долетел до добычи. Столкнулся в воздухе с невидимой преградой, ударился, обжегся, прянул прочь, зафыркал, взвыл, и свалился на землю.
Потому что за долю секунды до того, как зверь прыгнул,
Охранное заклятие, Знак Беркута. Карх слышал про него, но не представлял, что это может быть так больно. Морда его горела, словно ошпаренная кипятком. Кархи не боятся боли. Но это было больше, чем боль. Это была старая магия.
Карх попытался вскочить, но ноги его только слабо дернулись – непослушные предатели. Все предали его в этом мире – а теперь и тело, прекрасное тело, созданное Духом Тьмы Гоор-Готой, отказалось от него. Он снова превратился в бруксу – маленькую черную нечисть, запертую в чужом туловище.
Демид наклонился и поднял свой меч.
– Человек!.. – карх заскулил. – Демид! Ты ведь не убьешь меня? Это нечестно – убивать беззащитного…
– Что-то я не заметил, что ты соблюдаешь это правило. – Двигаться Демиду было трудно, но он делал шаг за шагом. – И ты прав! На нас с тобой это не распространяется. Это правило – для людей. А мы с тобой – два демона!
– Ты – не демон, Дема! Ты – человек!
– Я человек, вспомнивший, что люди произошли от демонов. Может быть, когда-нибудь я снова забуду это. Но сейчас я это вспомнил – благодаря тебе, Король Крыс! И я хочу отблагодарить тебя за это! Отблагодарить по-королевски.
Демид опустился на одно колено рядом с Королем Крыс. Движение далось ему тяжело. Он вскрикнул от боли, пронзившей его спину раскаленным стержнем, он едва не свалился рядом с кархом.
Он стоял на одном колене, и смотрел на свой меч, и молчал.
Это не было королевской почестью. Просто Демид уже не мог нагнуться, чтобы отрубить вурдалаку голову. Ему пришлось встать на колени. И теперь он собирался с последними силами.
И карх молчал. Притих. Он уже начал чувствовать, как проклятые магические путы отступают, и кровь притекает в занемевшие конечности. Карх ждал.
Степан и Лесные обеспокоенно зашевелились за гранью круга. Демид почему-то медлил. Теперь, когда он почти победил, когда оставался лишь один взмах меча, Демид стоял на коленях и ничего не делал. А карх медленно оживал. Отсюда, из-за края поляны, ясно было видно, как дергаются его ноги, и расправляются жуткие когти, и напрягаются бугры мышц под облезлой шкурой, в ожидании команды "фасс".
Король Крыс уже ожил,. Неужели Демид не видит этого?!
– Демид!!! – заорал Степан.
Степан опоздал. Король Крыс уже вскочил на ноги, вырос горой, волной накатился на Демида. Закрыл маленького Демида черной тенью.
Степан почти не увидел удара. Только короткая серебристая дуга на миг нарисовалась в воздухе. И был звук – такой, с каким мясники рубят туши на колодах. "Туккк!"
Голова Короля Крыс отделилась от туловища и покатилась по траве.
Степан и Лека бросились в Круг одновременно. И на этот раз он пропустил их.
Демида не было видно. Обезглавленная туша Короля Крыс накрыла его, заграбастала мертвыми лапами, как медведь. Степан никогда не подумал бы, что может прикоснуться к этому отвратительному
Лека помогала ему. Рывок, еще рывок. Смердящая туша карха медленно сползла на траву. Задние ноги ее еще дрыгались.
Демид лежал на спине и улыбался.
– Лека… – Сказал он. – Привет, зайчонок. Опять без трусов бродишь?
Он попытался приподняться на локтях и снова бессильно повалился на траву.
– Степа… Топор не потерял?
– Нет…
– Иди… Выруби кол. Из осины молодой. Надо закончить дело…
Степа исполнительно помчался огромными прыжками за пределы круга. Срубил какое-то деревце, похожее на осинку, заострил на манер кола. Руки его дрожали – чуть в ногу себе топор не всадил.
– Вот, Дема. Кол…
Демид уже оживал. Медленно встал, поддерживаемый Лекой. Наклонился над кархом.
– Давай.
Он взял кол из рук Степана, нацелил его в сердце Короля Крыс и ударил.
Кол отскочил от толстой вурдалачьей шкуры, как резиновый мячик от пола.
Дема опустился на колени, приставил кол к грудной клетке карха и навалился всем своим весом. Кол едва проткнул шкуру и остановился. Демид совсем ослаб.
– Помогите…
Степан и Лекаэ встали с двух сторон от него и сжали руками своими осиновый кол.
Кол еще мгновение сопротивлялся, а потом дернулся, пропоров что-то внутри и провалился в сердце Короля Крыс.
Карх, созданный, чтобы жить вечно, прекратил свое существование. Три руки остановили сердце его – рука кимвера, рука лесного создания и рука обычного человека.
Демид отпустил кол и сел на траву. Он сидел и молчал. А Степан и Лекаэ стояли рядом и смотрели на карха.
О чем они думали?
Этого не знал никто.
ГЛАВА 34
Демид сидел и молча смотрел на труп карха. Он сидел и думал о том, что пришел конец этой истории. Истории, в которую он так не хотел влезать, но оказался втянут по самые уши. Истории, в которой с его стороны было сделано так много глупостей и только один удачный удар. Истории, где ему так отчаянно не везло, и все же везло так, как не может везти простому смертному. Истории, где он потерял любимую девушку, потерял друга и брата, потерял иллюзии на свой счет, потерял палец. Истории, где он обрел память и не стал от этого счастливее. Демид думал, что истории этой пришел конец. На хэппи-энд сей конец, правда, не тянул – так, что-то промежуточное, наподобие тамбура. Идешь-идешь по поезду, колеса громыхают, надоело уже все до чертовой матери. Добираешься до последнего тамбура (и точно знаешь, что это – последний). Открываешь дверь, а там – новый вагон. И люди там живут. Сидят, лежат на полках, чаи гоняют, и уверены, что жили здесь всегда, и будут жить вечно. Для них ты – чужак, нагло вторгшийся из другого вагона. И ты бредешь по этому поезду, привыкаешь. Порой отвечаешь на тычки людей, которым ты почему-то не понравился, порой заходишь в вагон-ресторан и ешь курицу, и пьешь водку, порой играешь в карты, чтобы заработать какие-то деньги. Порою ты даже влюбляешься, и остаешься в купе на некоторое время, но потом все равно уходишь, потому что знаешь, что удел твой – брести по бесконечному поезду, имя которому – жизнь.