Лесные твари
Шрифт:
– Не ври! – Степан зло сжал кулаки. – Хоть в эти последние часы не ври! Все ты прекрасно знаешь! Ты уже закончил свое расследование, и понял все, что нужно понять. И слабым себя ты тоже не считаешь! Ты разозлился, Демид! Я вижу, что внутри тебя все так и бурлит. Конечно, завершенности еще нет. Нет еще той гармонии, о которой ты так всегда печешься, для нее не хватает какого-то штриха. Но он появится! Я верю в это.
– А ты, оказывается, психолог! – Демид удивленно наклонил голову. – Ладно, я пойду на компромисс. Я не возьму тебя с собой. Но и прогонять тоже не буду. Если что, выступишь на том свете свидетелем…
–
– Несу. – Демид посерьезнел. – Мы в ответе за тех, кого приручили. И, может быть, мне это будет мешать. Мне нужно будет полностью отключиться там, стать автоматом, машиной для убийства. Мысли о том, что нужно защитить и тебя, могут мне помешать. Но… – Демид улыбнулся по-детски, беззащитно. – Ты знаешь, это так трудно – быть совсем одному. У меня была небольшая армия. Два настоящих бойца – Лека и Кикимора. Я очень надеялся на них. А теперь приходится отдуваться за все одному.
– Я возьму топор. – Степа засуетился, пряча глаза.
– И псалтирь возьми! Вдруг все-таки понадобится?
Два человека шли по березовой роще. Один нес в руке серебряный меч, другой – огромный топор с причудливо выгнутой ручкой. И больше ничего у них не было.
– Почему так странно получается? – спросил Степан. – Такая великая битва – и никакой торжественности. Это же, считай, Армагеддон!
– Для тебя Армагеддон. А для всех остальных людей – так, ничего особенного. Напишут в сельской хронике: "Еще двоих задрали волки." Да и какая торжественность тут может быть? Торжественность – она в храмах бывает. И в кино. А когда тебе кишки выпускают – какая тут торжественность? Суровая проза жизни.
– Нет, в самом деле? – не унимался Степан. – Никакой подготовки специальной. Взяли топор да меч, на дорожку посидели и пошли. Может быть, какие-то специальные обряды нужно было выполнить? К Высшим Силам обратиться?
– Лишнее все это. Обряды – они для чего нужны? Для самоуспокоения. Для самообмана, если хочешь. Высшие Силы, если они с нами, и так нам помочь обязаны, безо всяких церемоний и прочего словоблудия. А если плевать им на нас – что ж, так и надо нам, дуракам, слишком много на себя взяли! А подготовка? Есть она, Степан. Вся моя жизнь – это подготовка. Драться ведь за два часа не научишься, я всю жизнь этому делу посвятил. Изнурял тело и душу так, словно мне не с человеками, а с демонами воевать предстоит. Да так оно и получается. Может быть, не напрасно я старался? Всегда я думал о каком-то высшем своем предназначении. Всегда хотел узнать, что это за предназначение такое – не мог я поверить, что просто так на свет рожден. Слишком много знаков тому было, что необычный я человек. А теперь вот узнал – и ни радости, ни просветления. Предназначение мое, оказывается, такое: быть убитым в лесной чащобе, сражаясь с кучкой отвратительных уродов, которых и божьими тварями-то назвать нельзя…
Тихий, безмятежный летний вечер опустился на землю, теплыми мягкими руками обнял кусты и деревья, улыбнулся пташкам, шепнул что-то ласковым ветерком на ушко лесным зверям. Ничто не предвещало угрозы. И тем тяжелее идти было двоим путникам – знать, что, может быть, видят они благодать
– Куда мы идем? – спросил Степан.
– В Русалкин Круг.
– Почему?
– Не знаю. Так получается.
Демид не договаривал, как всегда.
Конечно, он не знал всего. Но вполне знал, на что надеялся.
– Смотри! Степан остановился вдруг, схватил Демида за рукав, побледнел. Было от чего побледнеть.
Они появились безмолвными тенями, выплыли из темноты огоньками светящихся глаз. Их было не очень много – не более шести. Они выжидательно стояли, едва различимые во мраке. Но Демид узнал их.
Кимверы часто убивали их в истории человечества. Такова была роль кимверов – убивать любую нечисть, что мешает людям.
Степан схватил топор и принял боевую стойку. Или то, что он считал боевой стойкой. Пожалуй, он не был сейчас забавен. Длинный брезентовый плащ его был похож на рясу, а черная высокая шапка на голове походила на монашескую. Большой крест (не тот, загубленный серебряный, а медный) висел на груди. Отросшая за последний месяц светлая курчавая борода, безумный возвышенный блеск в глазах. Степан был похож сейчас не на воина, но на инока – из тех, кто отринув смирение, вставал с топором против захватчиков земли русской, против черной орды, из тех, кто гиб сотнями и тысячами, не будучи выучен сражаться, но умирал с именем Бога на устах…
– Остынь, Степан, – тихо произнес Демид. – Эти нас не тронут.
Люди часто убивали Лесных. Люди вообще склонны к убийству любых божьих тварей. А Лесные, случалось, озлоблялись, и заманивали людей в чащи – зверям на растерзание, топили людей, протыкали их сучьями, а то и просто съедали. Всякие бывают Лесные… Люди и Лесные стоили друг друга, что уж там скрывать. Но сейчас им нечего было делить. Сейчас у них был общие враги – карх и Червь. И общий друг – получеловек-полудриада, Хаас Лекаэ.
Лека.
– Демид… – Лека сделала шажок из темноты. Выглядела она почти обычно. Только одежды на ней не было, и кожа была белой, как мел, и огромные зеленые глаза светились вертикальными зрачками. – Демид, милый. Ты готов?
– К чему?
– Они уже там, в Круге. Они ждут вас.
– Почему они пошли в Круг? Он же враждебен им! Они должны знать, что, осквернив Круг, они восстановят против себя Лесных. И сделают Лесных союзниками людей.
– Они знают. Но они знают то, чего не знаешь ты: мы не можем вмешаться сейчас. Мы должны следить за равенством.
– Подожди, как же так? – Демид опешил. – Какое тут равенство, к чертовой матери? Я один – против целой оравы! Слушай, Лека, ты ведь поможешь мне, да? Неужели тебе будет приятно видеть, как эти ублюдки разорвут меня на кусочки?
– Мне будет неприятно видеть, как эти ублюдки разорвут тебя на кусочки… – Слова Леки прозвучали, как усталое эхо, заблудившееся в лесу. – Но я не могу драться с ними сейчас. Если я вмешаюсь сейчас, меня тоже разорвут – гораздо быстрее, чем тебя. Однако дело вовсе не в этом. Если бы я могла, я бы отдала свою жизнь за тебя, не задумываясь. Потому что я люблю тебя…