Летчики
Шрифт:
— А если так, — заключил он, меняя весь ход разговора, — то немедленно за дело. Теперь вас не выпустят сразу в самостоятельный полет, заставят сделать несколько провозных. Чтобы не ударить лицом в грязь, как говорится, надо поработать над собой, советую прежде всего побольше тренироваться в кабине. Это очень полезно. Вот и по рукам! Время уже позднее, и я вас покидаю. Тем более, вы такой негостеприимный хозяин, что даже чашки чаю не предложили, — добавил шутливо Оботов.
Пальчиков покраснел и стремительно бросился к электрическому чайнику.
—
И Пальчиков начал тренаж. На следующий же день он остался на аэродроме после занятий. Забрался в кабину истребителя. Перед глазами пестрела приборная доска. «Значит, буду действовать как при посадке», — сказал он сам себе и только хотел приступить к делу, как услышал: кто-то карабкается по крылу самолета. Пальчиков обернулся и увидел Оботова. Тот делал знаки, чтобы лейтенант открыл фонарь кабины.
— Тренируетесь? — спросил подполковник. — Давайте я буду ставить вводные, а вы отвечайте.
Они занимались больше часа. На прощанье Оботов сказал:
— Ошибочек у вас еще многовато, сразу их не выведешь. Нужно как следует покорпеть на тренировке.
Пальчиков пришел на самолетную стоянку и на следующий день. Мела поземка. Полетов не было, и летчикам предоставили время для самоподготовки. Едва лейтенант успел разместиться в кабине и прорепетировать действия после четвертого разворота, появился Борис Спицын. Несмотря на мороз, был он в фуражке, из-под голубого ее околыша торчали покрасневшие уши.
— Ты чего? — удивленно встретил его Пальчиков.
— К тебе.
Пальчиков насторожился.
— И если не секрет?..
— Помочь в подготовке к завтрашнему полету!
— Ты?
— Я.
Пальчиков даже присвистнул, до того забавной показалась ему цель прихода Спицына. Он положил ладонь на шлемофон и потянул его назад, словно собирался спять. На лоб посыпались белокурые волосы.
— Знаешь что, дорогой ас, — сказал он, помолчав, — шел бы ты лучше в библиотеку с Наташей амурничать. А уж я как-нибудь.
— Наташу оставь в покое, — без обиды ответил Спицын, — нужно будет, найду к ней дорогу, а сейчас давай ближе к делу. Пришел я к тебе по поручению Цыганкова и времени терять не намерен.
— Загвоздка! — протянул Пальчиков. — Сдается мне, старший лейтенант Цыганков не нашим звеном командует.
— Ты забываешь, что он еще и секретарь партийной организации, — спокойно напомнил Спицын, — в данном случае я выполняю поручение партбюро.
— А если я откажусь от твоей помощи, что сделаешь?
— Доложу партийному бюро.
— Загвоздка, — повторил Пальчиков и нехотя опустился на жесткое пилотское сиденье. — Ну уж ладно, давай. Только помни, я твою помощь принимаю как касторку.
— Это меня мало интересует, — по-прежнему спокойно ответил Спицын. — Кстати, касторка тоже иногда небесполезна.
— Не знал! — засмеялся Пальчиков. — Ну давай. Только боюсь, как бы у нас не получилось, как в анекдоте с попугаем-инструктором и обезьяной-летчиком. Знаешь такой анекдот, нет? Могу рассказать в двух словах. Готовил однажды инструктор-попугай к самостоятельному полету обезьяну. Вот летят они над аэродромам. Обезьяна в передней кабине, попугай в задней — инструкторской. Делают второй, третий, четвертый разворот. Идут на посадку. Попугай кричит обезьяне: «Выравнивай, выравнивай. Выравнивай. Ручку на себя!» Видит, что дело дрянь, обезьяна вот-вот разложит машину. Завопил тогда попугай: «Я пошел на второй круг, а ты как знаешь», — и вылетел из самолета на своих крыльях.
— Не бойся, — засмеялся Спицын, — я надеюсь, что ты у меня будешь более смышленым учеником, чем героиня твоего анекдота. — Спицын перешел на деловой тон, заговорил настолько уверенно, словно то, что им предлагалось, давно уже было принято и одобрено Пальчиковым. — Значит, тренируешься в расчете на посадку. Давай так. Будешь быстро рассказывать о своих действиях после четвертого разворота.
Через минуту из кабины доносился надтреснутый тенорок Пальчикова:
— Вывожу самолет из крена. Взгляд на лампочки шасси. Свет зеленый. Смотрю влево вперед на посадочную полоску, э-э… — Пальчиков замялся.
— Плохо, — оборвал его Спицын. — Ты потерял лишние секунды. Посадочное «Т» под самолетом, уходи на второй круг. Одним словом, все сначала.
— Ладно, — неохотно согласился Пальчиков.
Спицын внимательно прислушивался к словам летчика.
— Так, так, — одобрительно повторял он, — верно. Быстрее с выравниванием!
Пальчиков уже «отруливал» с бетонированной полосы.
— На сей раз получше, — заметил Спицын.
— А давай-ка еще! — азартно воскликнул Пальчиков, обрадованный похвалой. — Начинаем!
Спицын потер замерзшие уши и опять стал слушать отрывистый доклад товарища.
— Отлично! — весело воскликнул Борис, когда Пальчиков закончил. — Если бы ты, алтайская твоя душа, всегда так действовал, все бы в ажуре было!
— Да ну! — приподнялся Пальчиков, опираясь на ручку управления. — Ведь я так могу.
— Вот и действуй.
— И будет хорошо?
— Всегда.
— Даже здорово?
— Конечно.
— Ну, спасибо…
Они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.
— Кажется, и касторка помогает? — спросил Спицын.
Пальчиков протянул ему руку:
— Помогает, Борис. Не скрою…
На столе у Сергея Мочалова общая тетрадь в черной коленкоровой обложке. Возвратившись со службы домой, он часто раскрывает ее, прочитывает исписанные листы. Потом усталым движением руки разгладит густые пряди волос, потянется за ручкой и внесет новую запись о самом главном и самом волнующем, что произошло в его жизни за неделю.