Лето на чужой планете
Шрифт:
И тут вмешался отец.
— Не отказывайся, Ал. Успеем ещё наговориться. Когда вы вернётесь? — спросил он Фолли.
— Послезавтра доставлю Ала прямо к калитке, — улыбнулся пилот.
— Ну, вот видишь, — печально усмехнулся отец.
Выяснилось, что на «Стремительный» Фолли отправляется не раньше, чем через три часа. За это время я вполне успевал доставить отца домой. Я побежал разыскивать Дина и Лину.
Глайдер скользил над пустой жёлтой дорогой, с хмурого неба падали редкие крупные капли. Дин поднял купол машины, капли разбивались о стекло и струйками стекали вниз.
Я украдкой поглядывал на отца. А он не отрывал взгляд от окрестных полей и мелькающих мимо деревьев. В его потемневших глазах застыла тоска, губы кривились в растерянной улыбке.
«Как же он соскучился по дому» — подумал я. Попытался представить себе одиночество, которое отец испытал в госпитале. И не смог.
«Всё-таки, мы с ним очень разные».
— Полетишь с нами на Хирон? — тихо спросил я Лину.
Она опустила голову и еле слышно ответила:
— Нет, Ал. Я… мне страшно лететь. Прости. Можно, я останусь?
Я обнял её за плечи.
— Конечно. Мы вернёмся послезавтра, ты даже не успеешь соскучиться.
Народу возле нашего дома собралось столько, что я даже растерялся. Тётя Джуди держала под руку дядьку Томаша, который надел чистую клетчатую рубаху. Ирга и Петер чинно сидели на лавочке. Пастор Свен беседовал с доктором Хансом, вытирая лысину большим синим платком. Даже папаша Брэндон пожаловал. Только Грегора нигде не было видно.
А уж пирогами пахло на всю улицу. Мама стояла на крыльце в праздничной кофте, нервно теребя воротник.
Мы выбрались из глайдера. Дядька Томаш, прихрамывая, кинулся обнимать отца.
— Ну, ты даёшь, Юлий! — кричал он. — Как новенький! Даже шрамов не осталось! А я уж, грешным делом, думал…
Дядька Томаш не договорил и утёр рукавом заслезившиеся глаза.
— Ну, иди к жене-то! — подтолкнул он отца. — Заждалась.
Отец подошёл к маме и обнял её. Мне кажется, я увидел это впервые в жизни.
Облака всё-таки разогнало ветерком. Стол накрыли прямо на улице, чтобы не тесниться в кухне. Мама и Норма бегали в дом и обратно, принося еду и посуду. Им помогали Ирга и тётя Джуди.
Настойка текла рекой. Питер и папаша Брэндон сперва косились друг на друга, но потом плюнули и выпили на мировую. В конце концов, никто ведь не был виноват в том, что выкинул Илия. Да и обошлось всё к лучшему. Даже Лина, переживавшая из-за моего отъезда, немного повеселела.
Захмелевший Брэндон протолкался к папаше.
— Послушай, Юлий! — сказал он, размахивая стаканом. — Не одолжишь мне немного твоего навоза?
— Да бери, сколько надо, — ответил отец. — А на что тебе?
— Не поверишь — я уж какой только не перепробовал. И свиной, и конский. Ну, не выходит у меня настойка, и всё тут! Ни вкуса, ни крепости.
Папаша озадаченно уставился на Брэндона, а я ухватил Лину за руку и стал потихоньку пробираться к калитке.
— Да при чём тут навоз? — спросил сбитый с толку отец.
— Ну, как же! — прогудел Брэндон. — Ты ведь на нём настаиваешь своё пойло! Мне Ал так и сказал.
Отец оглянулся на меня, но мы уже запрыгнули в глайдер, и я прошипел Дину:
— Едем, быстрее!
***
Я лежал на удобной койке в каюте Фолли и глазел в иллюминатор. Он был не то, чтобы большой, скорее напоминал размерами форточку. Только защёлки на нём не было, чтобы какой-нибудь умник не вздумал проветрить помещение. Зато вид из круглого окна открывался завораживающий.
Из космоса звёзды выглядят совсем не так, как с Местрии. Когда смотришь с поверхности планеты, звёзды дрожат и переливаются — это атмосфера преломляет их свет. А в иллюминаторе «Стремительного» горели ясные яркие огни. Они висели густо, словно виноградины в грозди, и казались очень близкими. Протяни руку — и рви полные пригоршни.
Если подойти к иллюминатору вплотную и, скосив глаза, поглядеть влево — можно увидеть очертания гигантского, теряющегося вдали корпуса. Борт корабля покрывали выступы самой разной формы. Большинство из них ощетинилось многочисленными антеннами. Я не был уверен, что это именно антенны, но надо же как-то их называть, правда?
Как же сложно, должно быть, управлять таким огромным кораблём. Наверняка труднее, чем шлюпкой. Интересно, долго ли надо учиться, чтобы стать капитаном крейсера? Поди, лет двести, не меньше!
По пути на «Стремительный» Фолли предложил мне сесть за управление шлюпкой. Он показал, как надо стартовать на антиграве, объяснил, когда включать ракетные двигатели и даже разрешил подержаться за рычаги. Автопилот он при этом, ясное дело, не отключал. Просто перевёл его в режим контроля и поддержки и позволил мне осторожными движениями рычагов скорректировать направление полёта шлюпки.
На стыковку со «Стремительным» мы летели по длинной дуге, чтобы сэкономить топливо. Так что я целых полчаса изображал из себя космонавта. Перед самой стыковкой Фолли выгнал меня из-за пульта и сымитировал отказ автопилота. Такие тренировки время от времени необходимы, объяснил он мне. Но проводить их можно только в отсутствие на борту других членов экспедиции, чтобы не рисковать людьми.
Переговариваясь по радио с рубкой «Стремительного» Фолли аккуратно завёл шлюпку в шлюз и посадил точно на предназначенное для неё место. Мне оставалось только восхищённо любоваться его работой.
Доктора Трейси мы нашли в столовой. Вооружившись ножом, миниатюрная блондинка мужественно сражалась с гигантским шницелем. Шницель проигрывал вчистую.
— Уас осньвкуфне мяф, — заявила блондинка, работая челюстями с азартом мясорубки.
Мы с Фолли подождали, пока она прожуёт шницель и запьёт его компотом.
— Очень вкусное мясо, — повторила Трейси, печально глядя на опустевшую тарелку.
— Голодное детство? — понимающе кивнул Фолли.
— Смейтесь-смейтесь, — обиделась Трейси. — Вам этого не понять, вы ведь не родились на Оранжерее.