Лето на чужой планете
Шрифт:
— Как же вы справлялись? — спросил я.
— Меня тогда ещё и в проекте не было. Основная колония была на Энцеладе — это спутник Сатурна. Сначала шахтёров завозили вахтовым методом. Смена работала полгода, затем возвращалась на Энцелад. А после изобретения антигравов основали постоянную колонию. Только вот работать приходилось всем, от мала до велика — слишком дорого обходились антигравы и привозной воздух для скафандров и жилых куполов. Так что самостоятельно пилотировать шлюпку я начал с восьми лет. А потом…
Тут Фолли помрачнел и умолк. Видно, потом случилось что-то очень нехорошее.
— В пятнадцать я попал в лётную школу. А через три года уже был штатным пилотом «Стремительного».
Коротко взвыли маневровые двигатели. Шлюпка вздрогнула и стала медленно разворачиваться. В лобовое стекло неожиданно вплыл Хирон, и сразу занял собой всё пространство.
Я увидел, что спутник покрыт горами и кратерами. Высокие пики отбрасывали чёткие чёрные тени на залитую солнцем розовую поверхность. Возле экватора змеилась глубокая трещина.
По радио прозвучала короткая команда. Фолли развернул шлюпку дюзами к планете и начал гасить скорость. Ещё через несколько минут он погасил двигатели и включил антиграв. Шлюпка заходила на посадку.
Вблизи трещина оказалась гигантской бездонной расселиной, шириной в несколько километров. Шлюпки опускались рядом с ней на относительно ровную площадку.
— Лавовое поле, — со знанием дела сказал Фолли. — Когда-то здесь было полно действующих вулканов.
— А теперь? — спросил я.
— Судя по пейзажу, вулканы давно погасли — ответил Фолли. — Планетка слишком мала, Вряд ли она сумела сохранить раскалённое ядро. Теперь это просто большой остывший комок вещества. Но и на нём может найтись кое-что полезное.
— Мы поэтому сели рядом с расщелиной? — сообразил я. — Чтобы подобраться ближе к центру Хирона?
— А ты неплохо соображаешь, Ал.
Решётчатые опоры шлюпки мягко ткнулись в серую пыль.
***
Остальные шлюпки приземлились неподалёку от нас. Фолли отключил антиграв и щёлкнул пряжкой ремня.
— Прогуляемся, Ал?
Уговаривать меня не пришлось. Пилот помог мне натянуть скафандр и прикрутить шлем, а затем быстро оделся сам.
Космический скафандр — сложнейшая штуковина! Каких только систем в него ни напихано. Подача воздуха, охлаждение, обогрев, вентиляция… А ещё радиосвязь, навигация, система питания. И даже, прошу прощения, туалет. Ведь в космосе не всегда можно найти удобные кусты.
Шьют скафандры из специальной прочной ткани, которая не раздувается от воздуха. Иначе, едва начав дышать, космонавт очутился бы внутри воздушного шара и не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Фолли наладил автоматическую работу систем в моём скафандре, показал мне, как пользоваться радиосвязью. Затем мы вышли в шлюзовой тамбур. Внутренние двери шлюпки герметично закрылись. Зашипел воздух, уравнивая давление. Над проёмом шлюза загорелась зелёная лампочка, и внешняя дверь откинулась, образуя удобный трап.
Свет и тени. Таким было моё первое впечатление. Безвоздушное пространство не смягчало солнечные лучи, они лились беспощадным ярким потоком. Каждый камушек, все мельчайшие детали пейзажа были отчётливо видны в потоке света.
По краю лавовой равнины высились остроконечные горные пики. Их вершины отбрасывали на равнину длинные тени. Тени были чёрными и глубокими, с резкими краями, без переходов и полутонов. Сгустки абсолютного мрака и холода.
Да, это был совершенно другой мир — мёртвый и прекрасный. Он не предназначался для человеческого глаза, не был согрет дыханием жизни. Планета была похожа на огромный драгоценный камень, одиноко и бессмысленно висящий в чёрной пустоте.
Я осторожно шагнул с трапа на пыльную поверхность Хирона. Во всём теле ощущалась невероятная лёгкость — сила тяжести на Хироне едва достигала четверти от привычной, местрианской. Не рассчитав усилие, я оторвался от поверхности, завис на мгновение и медленно опустился обратно. Сделал ещё шаг и снова завис в пустоте.
Я оглянулся на Фолли. Он не пытался шагать, а перемещался короткими лёгкими прыжками, широко расставляя ноги во время приземления. Ага, так вот как здесь надо передвигаться!
Остальные космонавты уже разгружали шлюпки. Легко поднимали огромные ящики и складывали их в пыль под лучами красного солнца. Я хотел было помочь с разгрузкой, но Фолли движением одетой в перчатку ладони остановил меня. Он был, конечно, прав. От неопытного новичка больше помех, чем пользы.
На ровном участке поверхности расстелили огромный тканевый мешок. Пневматическими пистолетами намертво прикрепили его основание к грунту и присоединили к специальным клапанам воздушные баллоны. Затем открыли вентили. Ткань беззвучно затрепетала, натянулась и превратилась в лёгкий полупрозрачный купол с жёстким входным тамбуром.
Я не удержался и тайком потрогал ткань. Она пружинила под пальцем и казалась совсем тонкой, ненадёжной.
Раздался негромкий щелчок, и голос Фолли произнёс над самым ухом:
— Это специальная ткань, Ал. Не выгорает под прямыми лучами солнца, непроницаема для воздуха и может выдержать попадание небольшого метеорита.
Ничего себе! Я нащупал с левой стороны шлема кнопку, нажал её, как учил Фолли, и спросил:
— А можно войти внутрь купола?
— Сначала надо запитать электричеством замки дверей и воздушные насосы шлюза, а это не так быстро.
Разочарованно вздохнув, я отошёл в сторону и принялся практиковаться в ходьбе. Сначала прыгал осторожно и невысоко, словно птенец чивика по ветке. Затем осмелел и стал подпрыгивать выше. Наконец, оттолкнулся изо всех сил и взмыл чуть ли не выше купола. В какой-то момент мне показалось, что я больше не вернусь на планету — так и улечу в космос, нелепо размахивая руками. Сердце пугливо ёкнуло. Но поразмыслив, сила притяжения всё-таки вернула меня на твёрдую землю.
— Ал, где ты? — раздался в шлеме встревоженный голос Фолли.