Лето ночи
Шрифт:
Он спрыгнул вниз, осмотрел пистолет, нашел стопор, отодвинул его и заглянул в барабан, позаботившись, конечно, о том, чтобы держать дуло подальше от себя. Барабан был пустым. Еще одна минута потребовалась, чтобы понять, как он вращается… нет, действительно пусто… Харлен выругался, засунул пистолет за пояс, чувствуя, как холодная сталь согревается его теплом, и принялся шарить на полке, разыскивая патроны. Ничего. А что, если мать выбросила их? Он слез со стула, поставил его на место и задумался, покачивая пистолет на ладони.
На кой черт ему эта
Он заглянул под кровать, поворошил содержимое тумбочки. Патронов как не бывало. Джим был уверен, что видел их в какой-то коробке.
Харлен на пороге оглянулся, чтобы убедиться, что не оставил улик своего пребывания здесь, хотя в таком беспорядке заметить что-либо было бы трудно даже при очень большом желании, и спустился вниз.
«Как, к черту, я могу купить эти пули? Продают ли их вообще детям? И где их покупают? Вот так, просто, прийти в хозяйственный магазин Мейера или в универмаг Дженсена и заявить, что мне нужны патроны? Просто подойти и спросить, есть ли у них патроны для тридцать восьмого калибра?»
Харлен подумал о том, что вряд ли Дженсен торгует патронами. А Мейер, кстати, его, Джима, никогда не любил. Однажды прошлым летом, когда Харлен строил шалаш на дереве, он едва не отказался продать ему обыкновенные гвозди… Что уж тогда говорить о патронах?
Оставалось еще одно место. Мама обычно держит все спиртное в баре, но одну бутылку всегда припрятывает на самой верхней полке кухонного шкафа. Будто кто-то может украсть все запасы – и тогда у нее останется эта бутылка. Там еще полно всякого барахла.
Харлен взобрался на хозяйственный стол, зажав под мышкой забинтованной руки пистолет. На полке стояли две бутылки водки, банка с рисом и еще одна – с чем-то похожим на горох. В третьей банке поблескивало что-то металлическое. Харлен поднес ее к свету.
Патроны россыпью лежали на дне стеклянной банки из-под консервов. Крышка была запечатана. Харлен насчитал по меньшей мере штук тридцать пуль. Он отыскал нож, вскрыл крышку и высыпал патроны на стол. Сейчас он волновался даже больше, чем тогда, когда принес домой недозволенные журналы. Всего пару секунд ему потребовалось, чтобы послать в пустой цилиндр патрон, затем, повернув барабан, загрузить следующие. Он насыпал патроны в карманы джинсов, поставил банку на место и вышел из дома в сад, чтобы найти место, где можно было бы потренироваться в стрельбе.
Или что-то, на чем можно было бы потренироваться.
Мемо не спала. Иногда, хоть ее глаза были открыты, она не совсем бодрствовала. Но сейчас было не так. Майк присел рядом с ее кроватью. Мать была дома. В это воскресенье, десятого июля, Майк впервые за последние три года пропустил службу. Пылесос гудел в его комнате наверху. Мальчик пригнулся ниже и увидел, что карие глаза Мемо смотрят прямо на него. Одна рука бабушки лежала поверх одеяла и напоминала птичью лапку: пальцы скрючены, предплечье испещрено венами.
– Ты меня слышишь, Мемо? – прошептал Майк, низко склонившись к ее уху.
Он чуть отодвинулся и заглянул ей в глаза.
Одно
– Мемо, – шепнул Майк губами, все еще сухими из-за высокой температуры. – Ты видела солдата в окне?
Одно мигание: «Да».
– Ты видела его раньше? «Да».
– Думаешь, он пришел, чтобы принести нам зло? «Да».
– Ты все еще думаешь, что это смерть? Мигание. Мигание. Мигание. «Не знаю».
Майк перевел дыхание. Тяжесть виденного сна сковывала его словно веригами.
– Ты узнаешь… узнала его? «Да».
Это кто-то, кого ты знала? «Да».
– Его знали и мама с папой? «Нет».
Может, я знаю его? «Нет».
Но ты знала, да? Мемо надолго зажмурила глаза, как будто от боли или изнеможения. Майк чувствовал себя идиотом, но не мог придумать, что бы еще спросить. Мемо мигнула еще раз. Да, она точно знала его.
– Это кто-то… из живых людей? «Нет».
Майк не был удивлен.
Кто-то, про кого ты знаешь, что он умер? «Да».
Но это реальный человек? Я хочу сказать, что он жил на самом деле? «Да».
– Ты думаешь… думаешь, это привидение, Мемо? Три мигания. Пауза. Затем еще одно.
– Это кто-то, кого знали вы с дедушкой? Пауза.
«Да».
Друг? В ответ она совсем не мигнула. Ее темные глаза огнем жгли Майка, требуя, чтобы он задал вопрос правильно.
– Это друг дедушки? «Нет».
– Враг дедушки?
Она заколебалась. Мигнула один раз. Рот и подбородок стали влажными от слюны, и Майк промокнул их носовым платком, лежавшим на ночном столике.
– Значит, это был враг дедушки и твой? «Нет».
Майк был уверен, что она мигнула дважды, но не понял почему. Она ведь только что сказала…
– Враг дедушки? – шепнул он.
Пылесос наверху умолк, и он услышал, как мама вытирает пыль в комнате девочек.
– Враг дедушки, а не твой? – переспросил Майк. «Да».
– Этот солдат был твоим другом? «Да».
Майк присел, опираясь на пятки. Отлично. Что теперь? Как ему узнать, кто этот человек и почему он преследует Мемо?
– Ты знаешь, почему он вернулся назад, Мемо? «Нет».
Но ты боишься его? – Едва задав этот вопрос, Майк понял, до чего он глуп.
«Да». Пауза. «Да». Пауза. «Да».
– Ты боялась его, когда… когда он был жив? «Да».
– Существует ли для меня способ выяснить, кто он такой? «Да. Да».
Майк встал и принялся мерить шагами небольшое пространство комнаты. По Первой авеню проехала машина. В окно лился густой аромат цветов и свежескошенной травы. Со внезапным чувством вины Майк понял, что все дни его болезни лужайку подстригал отец. Он снова присел на корточки перед Мемо. Мемо, можно мне порыться в твоих вещах? Ты не будешь возражать? – Майк понял, что на вопрос, заданный в такой форме, ответа он не получит. Мемо смотрела на него, ожидая.