Летом сорок первого
Шрифт:
– Не промахнусь, – ответил ему Шургалов.
– Хорошо, группу захвата возглавит сержант Шургалов. Подумайте, кого берете с собой, – Закомолдин говорил тихо и четко, словно здесь, в лесу, их могли подслушать, – а ложное нападение начнет сержант Неклюдов. Могу выделить два, ну от силы три бойца. Справитесь?
– Товарищ лейтенант? – в голосе Неклюдова зазвучали обидные нотки. – Мне и двух хватит. Наших, пограничников. Мы втроем такой шум-тарарам устроим, что всю округу на ноги подымем!
– Вот этого делать не следует. Вся округа
– Ясно, товарищ лейтенант. Только чем проволоку резать? Не камнями же ее перебивать?
– В танке, в ящике с инструментами, кусачки есть, – подсказал Батюк и тут же потребовал: – Только чур с отдачей! Тебе даю, ты сам мне и вернешь.
– А то как же! – усмехнулся Неклюдов, довольный тем, что появилось «орудие производства». – Инструмент может еще не раз пригодиться!
– Вернешь мне лично в руки, – повторил Батюк. – Говорю при свидетелях.
– Усек, – кивнул Неклюдов и затих под строгим взглядом командира.
– Все остальные идут со мной. Мы перекрываем дорогу и страхуем группу нападения, – Закомолдин раскрыл трофейный планшет и расстелил немецкую карту. – А теперь последнее. Мы находимся вот тут, – он подчеркнул ногтем на зеленом лесном массиве небольшую высотку, – на этой горке южнее склада. С запада протекает река, а севернее склада железная дорога и магистральное шоссе. До них тут сантиметра три, может, больше. Карта пятикилометровка, в одном сантиметре пять километров, такой масштаб. Получается, что до железной дороги и той шоссейки чуть больше пятнадцати километров.
– Выходит, немцы по железке сюда на разъезд подогнали состав и потом на грузовиках свозят продукты на тайный склад, – читал карту Неклюдов.
– А то как же еще? – в тон ему тихо ответил Шургалов.
– Может быть, наши там, впереди, на всех реках мосты порвали, и ходу немцам по железке нету никакого, вот они и задумали этот тайный склад сделать, – Батюк продолжил мысль Неклюдова. – Это как пить дать! На карте мосты есть, а на деле тю-тю! Вроде того, нашего.
Закомолдин молча их слушал, давая каждому возможность разобраться в окружающей местности. А сам в эти минуты, оглядывая карту, мысленно намечал пути отхода и главное пункт сбора. Наиболее благоприятным местом для сбора группы, судя по карте, являлась крохотная деревушка, скорее всего хуторок, расположенный северо-восточнее склада, в густом лесу, в стороне от дорог, где кругом одни болота. До той деревушки прямиком километров пятнадцать, не больше. И пунктиром отмечена проселочная дорога, значит, и танку пройти можно. Лейтенант ткнул в тот хуторок пальцем.
– Запоминайте, здесь место сбора. Деревня, вернее хутор Новые Выселки. Кругом лес и болота, других населенных пунктов близко нет. Прямиком километров пятнадцать. А по дороге побольше.
– Не далековато, командир? – засомневался Щургалов.
– Это дальнее место сбора, вроде как запасной аэродром, – пояснял Закомолдин, водя пальцем по карте. – А в случае удачи, все три группы сходятся вот здесь, в двух километрах восточное склада. Видите озерцо? И почти рядом проселочную дорогу?
Склонившись к карте, каждый запоминал местность. Внимательнее всех разглядывал ее Батюк. Имея за плечами всего семилетку, он не очень-то разбирался в топографии, но как водитель, которому приходилось вести машины по незнакомым дорогам, запоминал повороты, спуски и подъемы, чтобы потом, впопыхах да в темноте, не сбиться с направления.
До вечера отряд пережидал в чаще леса. Шургалов, пользуясь предоставленным ему правом, отобрал в свою группу захвата, кроме Батюка, еще пятерых бойцов, в том числе своих дружков, сослуживцев по Бресту пулеметчика Ляхоновича и Червоненко. Но Ляхоновича с его ручным пулеметом оставил с собой Закомолдин. В десантную группу напрашивался Сагетелян.
– Я же в танке стрелком-пулуметчиком, как же вы без меня обойдетесь?
– Как-нибудь, Семен, перекантуемся, – упрямился Шургалов, кивая на пораненную ногу пограничника. – Ты сам понимаешь, что малоподвижный и потому в группу захвата не годишься.
Но Сагетелян не был бы Сагетеляном, если бы так легко отступил. Настойчиво, несмотря на отказ, он добивался своего. Отчаянно жестикулируя, словно пытаясь руками утвердить значение каждого своего слова, он бросил последний козырь:
– О нашем командире не думаешь, товарищ старший сержант!
– При чем тут лейтенант? – не понимая подвоха, отозвался Шургалов.
– Как при чем? Тебе, видишь, дорогой, не хочется, чтобы я находился в танке, никак не хочется. А нашему командиру, с которым всего три бойца остается, прикажешь меня на руках нести?
Об этом Шургалов не подумал. Он полагал, что раненого оставят в лесу с кем-нибудь из бойцов, а потом, после разгрома склада, их заберут. Но сейчас такое решение никак не подходило и, естественно, не устраивало самого Сагетеляна. Спорить на глазах у всех Шургалов не хотел. Лейтенант хотя и молчал, но его молчание можно понять и не в пользу слишком заупрямившегося старшего сержанта. Почему бы, действительно, не взять раненого, тем более что он уже освоился c ролью стрелка? И Шургалов махнул рукой:
– Оставайся!
– Я тебе очень полезным человеком окажусь! – благодарно заговорил Сагетелян. – Водителя трогать никак нельзя, а я в открытый люк всю нагрузку через свои руки пропущу и внутри танка упакую, так упакую, что весь склад заберем!
В стороне бойцы выворачивали карманы и вытряхивали жалкие остатки курева, собирая по крохам махорочную пыль. Пограничник Чернов, боец-трудяга, исполнительный, ярый курильщик, руководил сбором этой трухи и пыли.