Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать
Шрифт:
– Мужики поутру нашли на столбе череп бычий, а в зубах дубленая кожа и на ней кровью написано послание. Яж один читать умею в Луковках, мне ее и принесли, записку эту проклятущую. Спалили бы на хрен эту усадьбу, да вокруг такой лесище густой, что огонь сразу перекинется на деревья. – с досадой поведал Зотик и даже веснушки на его лице как будто приуныли.
– Можно взглянуть на записку, а заодно и на розыскную грамоту? – попросил Готфрид.
– Послание с хутора я в хате не храню, в амбаре оставил, на всякий, подальше от семьи, а что до розыскной, так нету уж ее. Я прочесть-прочел,
– Вой значит, говоришь, каждую ночь с хутора доносится?
– Не каждую. Бывает несколько дней подряд завывает так, что мы ставни наглухо закрываем, а бывает несколько дней к ряду тишь да гладь.
– Леон, ты думаешь о том же, о чем и я?
– Определенно, решено! Сегодня ночью мы отправляемся в этот таинственный дом. Положим конец бесчинству тех, кто смеет угрожать честным людям, будь то привидения или иная бестия.
– Друзья мои! Я в неоплатном долгу перед вами! – разразился лучезарной радостью Зотик, вклинившись меж двух рыцарей, сидящих рядом на скамье и обхватив их за плечи руками, прижимая к себе.
– Полегче же! Не то задушишь нас и тебя будут преследовать уже наши призраки! – прокряхтел Готфрид, спасаясь из медвежьих объятий Зотика. – Не спеши с благодарностями, мы еще ничего не сделали.
– И то верно, не стоит благодарности, мой друг, это наш долг как эквиларов и просто как твоих друзей, – сообщил Леон, хриплым и глухим голосом, голосом узника, сидящего в крепости объятий старого друга.
– А что там со стуком? Ты в самом начале рассказал про дом с привидениями и зловещий стук, если я ничего не путаю? – уточнил Готфрид.
– А ну эт меньшая из бед, может даже и не стоит вас беспокоить по таким пустякам.
– Беспокоить может и не стоит, – согласился Готфрид. – Но рассказать нам в чем дело, после того как коварно заинтриговал, изволь!
– По ночам, после полуночи, с запада стук какой-то доносится.
– То есть не с медвежьего хутора, который на востоке?
– Ага. Ничего вроде особенного, но странно же! Такое ритмичное и глухое «тук-так-тук-так» – Зотик настучал костяшками пальцев по столу.
– Весело живете, – с востока по ночам призраки воют, с запада стучит кто-то, еще и кабан носится этот дикий по лесам, тут и будучи не кабаном одичаешь, как спать под такой шум? А городские еще презрительно говорят, что в деревнях жизнь скучная! – заметил Готфрид.
– Надо разобраться, в чем дело, но со всем по порядку. Сначала медвежий хутор, потом – остальное. – высказался Леон, и друзья поддержали его.
До полуночи время еще оставалось более чем достаточно, а на улице все еще лил дождь, хотя уже и начинал затихать. Давние друзья какое-то время поговорили, а затем взяли передышку. Леон сел на скамью у окна, взял уголек, палено и начал разрисовывать его. Зотик вышел по домашним делам на улицу. Готфрид выглянул в окно и увидел знакомую фигурку, опасливо заглядывая внутрь дома. Леон приметил эйдоса за окном и отложив палено, подошел взглянуть. Эйдос преобразовался в крылатого конька, верхом на котором сидела прежняя женская фигурка с плавающими волосами.
– Мне кажется или это тот же самый эйдос, что встретился нам прежде?
– Это он и похоже я ему приглянулся, – заключил Готфрид. – По нужде когда отходил, он за мной увязался, но в дом не последовал. До меня только сейчас дошло, что эти причуды не проникают в дома без разрешения, хотя для них стена не преграда. Ну что мелкая, заходи, гостем будешь! – пригласил рыцарь и крылатый конек с серой фигуркой тут же проплыл сквозь окно.
Фигурка эйдоса оттолкнулась от конька и тот растворился в воздухе. Осталась лишь крохотная женская фигурка, парящая в воздухе. Готфрид подставил ладонь, и эйдос плавно опустился на нее, встав на самые носочки, само собой имитируя это. Пепельные волосы призрачной девушки походили на языки пламени или водоросли, вертикально колеблясь в воздухе.
– Ты знаешь, что это значит? – поинтересовался Леон, глядя на то, как друг балуется с эйдосом.
– Знаю, он, она или оно, в общем эйдос – выбрал меня и теперь будет всюду следовать за мной. Видал такое десятки раз, но понял только сейчас. Всегда думал, что это что-то такое, что происходит с другими, но никак не со мной.
– Ты можешь прогнать его и тогда он оставит тебя в покое, но разве можно прогнать такое чудо?
– Ты прав, так приятно знать, что ты кому-то нужен в этом мире, что у тебя есть кто-то кому ты дорог. У меня это ты Леон, Зотик и все, ну, а теперь у меня есть… хмм, звать тебя эйдосом не дело, тебе нужно имя…
– Есть что-нибудь на примете?
– Нет, у меня с этим туго, сочинительство тебе легко дается. Всегда восхищался тем, как ты просто брал в руки перо и писал… или рисовал. Ощущаю себя обделенным, как будто у тебя есть ключ от потайной двери, а у меня его нет.
– Не говори так, у тебя есть ключи от дверей куда мне хода нет.
– Например?
– Тебе не нужна похвала, мой друг, ты и сам прекрасно знаешь свои сильные стороны. Лучше сосредоточься на имени.
– Беатриче, – со взглядом, смотрящим как будто не в стену, а на линию горизонта, произнес Готфрид.
– Беатриче? – Леон задумался, мысленно вороша кипу пыльных книг в библиотеке личных знаний. – Это имя образовано от Беатрисы, которое в свою очередь уходит корнями к Виатрикс, что в переводе с альвийского значит – путешественница. А ведь и правда, теперь этому эйдосу предстоит странствовать с нами. И после этого ты еще будешь утверждать, что у тебя нет ключа от комнаты творцов?
– Боги всемогущие! Леон, ты просто ходящая библиотека. Хоть раз подыграй мне и сделай вид, что не знаешь. Я так извернулся, думал ты не смекнешь, эх! – добродушно пожурил друга Готфрид.
– Похоже Беатриче нравился этот образ, – заключил Леон.
Готфрид опасался, что Леон раскусит в образе эйдоса намек на Лису, ведь похоже, что эйдос принимал облики, выуженных из мыслей Готфрида. Тем не менее, умышленно или же взаправду, но Леон ничего не подозревал. Желание Готфрида сбылось, ибо порой всепроникающее понимание Леоном сути вещей, пугало. Готфрид решил, что это он видит во всем теперь Лису, альвийка занимала все его мысли и ее лицо не выходило у него из головы, уютно устроившись там как у себя дома.