Летописи Хьерварда (Земля без радости, Книга Лидаэли и Артарна)
Шрифт:
Стеноломы, обычные стеноломы... но чтобы они так катались?! Больше всего эти твари, каждая размером с крупного пса, напоминали самых обыкновенных майских жуков - если не считать выдававшихся далеко вперед острых и крепких челюстей.
Жуки дружно бросились в реку и - удивительное дело - легко заскользи ли по поверхности воды, живо напоминая неких чудовищных водомерок. Словно хорошо обученные воины, они быстро окружали незадачливого пловца; тот обернулся, всхрапнул, точно напуганная лошадь и еще быстрее заработал руками.
Аргнист поспешно бросил копье. Руки сами вскинули лук, глаз привычно
Второй выстрел оказался не так удачен - острие скользнуло по твердому панцирю твари, зато третья стрела угодила еще одному жуку прямо в глаз, составленный как будто из множества мелких стекляшек, словно фонарь над трактиром. Из раны брызнула темно-бурая жидкость, тотчас растворившаяся в речных струях - и нежить отправилась прямиком в глубины омута.
Таковы они, эти стеноломы - стрелой их взять можно, только если в глаз попадешь. Когда они частоколы ломают, глаза специальными пластинами панциря закрываются. Тогда их одной только смолой и остановишь.
Для остальных тварей это стало чем-то вроде сигнала - не обращая более никакого внимания на свою прежнюю жертву, жуки дружно ринулись к Аргнисту. Благодаря этому пловец сумел благополучно выбраться на берег; но одна из бестий походя вцепилась-таки жвалами ему в ногу. Раздался жуткий рев, однако отнюдь не боли, а гневной и неподдельной досады:
– Родгар, мои ботфорты!
Мелькнула толстенная мускулистая рука, вся поросшая рыжими курчавыми волосами, кулак размером с добрый кухонный горшок врезался прямо в выпученную гляделку рвавшей сапог твари, отбросив стенолома чуть ли не на середину реки. Глаз нежити превратился в источающее бурую слизь бесформенное месиво, жук как ни в чем ни бывало заработал ногами, браво ринувшись обратно, в бой.
"Живуч, зараза!"
Остальные стеноломы тем временем выбрались на берег. Стрелы Аргниста уложили еще троих, однако, когда твари подступили вплотную, старому сотнику пришлось отбросить лук и взяться за копье.
– Спина к спине со мной вставай, сожрут иначе, олух!– крикнул Аргнист, обламывая жвалы самому шустрому жучаре. Такой выпад и теперь бы воину честь на любом королевском смотру. Выдернув наконечник, сотник тупым концом древка саданул по передним лапам еще одного стенолома.
Невольный товарищ Аргниста уже бежал вверх по склону. Мощное тело облепляла мокрая темно-бордовая куртка, слишком легкая для этого времени года. Низкорослый, с очень широкой грудью, он казался почти квадратным. Руки и плечи были перевиты чудовищными жгутами бугрящихся силой мускулов. Еще Аргнист успел заметить рыжую, слипшуюся от воды бороду да выпирающие подобно яблокам румяные щеки. Перед старым сотником, несомненно, оказался Подгорный Гном, невесть как очутившийся в лесах Хуторского Предела.
– Эге-гей, вот я вас!..– во мощь легких заорал гном.– И-й-эх!
Издав сей оглушительный боевой клич, он с неожиданной легкостью прыгнул. Подкованный добрым подземным железом сапог врезался в морду стенолома, обратив ее в источающее коричневую слизь месиво. Оба глаза лопнули, жвалы были сломаны.
– Ар-таррага!– дико зарычал гном, словно тридцать три подземных василиска сразу, норовя при этом пнуть еще одного жучару.
– У меня секира за поясом!– не поворачиваясь, крикнул гному Аргнист.
– Р-родгар!– тот аж подпрыгнул.– Раньше не мог сказать, человече?!
Гномы всегда славились сварливым характером.
Хуторянин почувствовал, как сильные, цепкие пальцы его невольного товарища выдернули оружие из-за аргнистова пояса - и тотчас же горько пожалел, что вообще вспомнил об этом. Гном бросился вперед, очертя голову.
К тому моменту сотник прикончил еще двух тварей, их осталось не больше полудюжины и они стали заметно осторожнее. Окружив со всех сторон человека и гнома, стеноломы хищно щелкали жвалами, делая вид, что вот-вот бросятся, однако же медлили, выжидая удобного момента. Копье Аргниста научило их осторожности.
– Ар-аш-таррага!
Секира гнома с шипением рассекла воздух. Сила удара оказалась настолько велика, что панцирь подвернувшего ему под руку жука лопнул, обильно измарав землю вокруг бурой дрянью; еще одного врага пронзило копье старого сотника, и тут четверо уцелевших стенолома решили, что с них довольно. Дружно развернувшись, они бросились наутек к реке. Гном с ревом ринулся в погоню и уже у самой воды ему удалось прикончить еще одного врага.
– Ушли, гады!– гном сплюнул, глядя на поспешно улепетывающих жуков.
– Стеноломы, известное дело, - пожал плечами Аргнист.– Правда, не видал я раньше, чтобы они вот так клубком бы катались... Сам-то ты цел, почтенный?
– Цел, цел, как ж иначе, - заверил его гном, протягивая широченную ладонь.– Знакомы будем, что ли? Двалин я. Путешествую.
– Аргнист, владетель хутора, - сотник пожал руку Двалина.– Как это тебя угораздило? Кто ж по нашим лесам в одиночестве бродит, пусть даже и в эту пору?
– Раз надо, то и зимой один потащишься, - буркнул гном, явно не желая затрагивать эту тему. А как угораздило? Да Родгар его знает! Сидел под кустом - закусывал, значит - как вдруг, откуда ни возьмись... Эдакий шар выкатывается - и ко мне! А секира - в заплечнике! Ну, бывает ли такое?! разгорячился гном.– И доспех весь там остался, и шлем... Голые руки даже дубины нет! Поверишь ли, почтенный - бежать пришлось!
Аргнист поднял брови. Бродить по лесу без кольчуги, спрятав топор в заплечный мешок только распоследний дурак станет. Тьфу, пропасть! И зачем этого гнома сюда понесло? Сожрут его и не поморщатся, а ему, Аргнисту, лишний камень на душу. Хорошо хоть не драться голыми руками ума у этого Двалина хватило...
Гномы, они вообще-то здравомыслием отличаются, то всем известно, правда, бывает, что среди подгорного племени попадаются и самые что ни на есть отчаянные сорвиголовы. Если гном видит, что враг перед ним слишком силен, он не станет драться ради одной только драки, не погнушавшись даже позорного, на взгляд людей, бегства. Иное дело, если речь идет о золоте или, к примеру, задета честь - гномы будут сражаться до последнего издыхания и либо оставят смертное поле победителями, либо - останутся на этом поле сами.