Летящие дни

Жигулин Анатолий Владимирович

* * * Здравствуй, степная деревня. Белый сухой полынок. Стали родные деревья Черными пнями у ног. Родина! Хатой саманной, Стылой лозой у плетня, Далью пустой и туманной Снова ты манишь меня. Ветер за старой поветью Треплет кусты конопли. Нет и не будет на свете Ближе и горше земли. Свет золотой и тревожный. Что еще там впереди? На обнаженные пожни Скоро прольются дожди. Все ли я сделал на свете, Чтобы спокойно глядеть В дали холодные эти, В эту сентябрьскую медь? Может, за далью размытой, За луговиной степной Что-то навеки

забыто, Что-то потеряно мной? Что там темнеет у стога Сквозь просяное жнивье? Может быть, это дорога В дальнее детство мое? Что там вечерняя синька Прячет в просторе полей? Может быть, это косынка Матери старой моей? 1971 * * * Знакомый край с холодной далью, С тревожным шумом камыша. Твоей березовой печалью, Как прежде, полнится душа! Все те же выцветшие флаги Качает ветер у крыльца. И жгут костер в сухом овраге Два босоногих огольца. Как прежде, вьется дым летучий На суходолы и лога. И веет холодом из тучи На прошлогодние стога. И на безлюдном побережье Опять волнуется лоза. И холодит ладонь, как прежде, — Дождинка, капелька, слеза. 1971 * * * Как жалобно ястреб кричит На этой опушке глухой. И ветер полынью горчит И трогает вереск сухой. Здесь черные листья дрожат На старых кустах бузины. Здесь черные гильзы лежат В окопах последней войны. Как много простора для глаз! Какое безлюдье кругом! И снова в назначенный час За лесом гремит полигон. И клочья колючей стерни Взлетают над полем седым. И давние горькие дни Напомнил тротиловый дым… А к ночи — опять тишина. Лишь ветер гуляет в бору. Как будто уснула война И снова проснется к утру. 1971 МЕЛЬНИЦЫ Машут крыльями мельницы В сорок третьем году. В чистом поле чернеются На юру, на виду. За холодными хатами Ветра зимнего стон. От былых элеваторов — Обгорелый бетон. Но пока не рассеется, Не откатится враг — Машут крыльями мельницы В черноземных степях. Ветряные, старинные, На скрипучей оси. Словно в годы былинные На Великой Руси. Словно заново найдены Силы древней земли. Словно дальние прадеды К нам на помощь пришли. Пусть вдали за покосами Дыма траурный креп. Будет поле с колосьями, И победа, и хлеб! Машут крыльями мельницы Сквозь лихие года. Вся беда перемелется Навсегда, навсегда. 1971 * * * Воронеж, детство, половодье. Зеленый плавающий лед. И солнце держит за поводья Над белой тучкой самолет. Военный — маленький, двукрылый, — Защита грозная страны… А вдалеке за рощей стылой Поля озимые видны. Там, за рекой, село Придача За гулкой дамбой, За мостом. И церковь белая маячит, Сияет золотым крестом. И тихий звон летит по свету, В упругом воздухе плывет. И знаю я, Что бога — нету… И кружит в небе самолет… И жизнь моя еще в начале. И даль аукает: «Иди!..» И нет ни бога, Ни печали. И все, что будет, — Впереди. 1972 * * * Больше многих других потрясений, Что отпущены щедрой судьбой, Помню солнечный день предвесенний, Помню город разрушенный мой. Бело-розовый, зыбкий — от снега. От кирпичных разрубленных стен, — Он теснился до самого неба, Словно в белом тумане летел. Незнакомый, притихший, суровый — Словно призрачный дымный погост… А вдали золотился сосновый, Наведенный саперами мост. На ступенях знакомого спуска, Ах, как сердце забилось тогда! Вот и домик на улице узкой… Но была за углом — пустота… Только виделись дальние дали — Необычно, просторно, светло. Только черные птицы летали И поземкой с обрыва мело. Тополей обгорелые руки. Обнаженный пролет этажа… В первый раз Содрогнулась от муки Защищенная детством душа. 1972 * * * У степного переезда Предвечерняя полынь. И откуда — неизвестно, Слишком ранняя теплынь. Год назад пришла победа… Паровоз свистит вдали. Теплый руль велосипеда, Дух горячий от земли. Еду тропкой пришоссейной, Задеваю лебеду. А велосипед — трофейный, Очень легкий на ходу… Я живу, еще не зная, Что дорога нелегка, И полынь в начале мая Не особенно горька. Впереди иные грозы. Дышит с юга суховей… Тихо светятся березы По окраинам полей. Непонятна, неизвестна Отуманенная синь. И дрожит у переезда Придорожная полынь. 1972 * * * Снова дрогнуло сердце от боли. Снова падают листья в ручей. На изрытом картофельном поле Собираются стаи грачей. Впереди, за лугами пустыми, Где кончается желтый покос, Что там видится в розовом дыме За вершинами стылых берез?.. Вот и вечер пришел незаметно. И просторы уснули в тиши… Может, все-таки вправду бессмертна Хоть какая-то память души? Может, в чем-то возможна бескрайность, Над которой не властны года? Если в смерти забудется радость, Пусть продлится хотя бы беда. Чтоб лететь и лететь по раздолью Под стихающий крик журавлей Этой вечной березовой болью Над просторами сонных полей. 1972 * * * Качается мерзлый орешник, Стучит на холодном ветру. И я — неприкаянный грешник — Опушкой иду поутру. Блестит на дороге солома, Деревья стоят в серебре. И все мне, как прежде, знакомо В пушистом седом январе: Болотца замерзшее блюдце И в теплом снегу — камыши… Но только уже не вернуться В прозрачную юность души. Растаяла в годы скитанья, Как этих дерев серебро, Блаженная радость незнанья, Начальная вера в добро. И только по склонам бесснежным, Где стога замерзший комок, Еще не угасшей надежды Струится наивный дымок. 1972 * * * Холодный день на Иссык-Куле И волны с просинью свинца! Когда-нибудь забыть смогу ли Полынный запах чебреца? Как у высоких гор киргизских Меня нежданно потрясло В сухих плетнях, в оградах низких С названьем Липенка село!.. И впрямь живут в семье единой Потомки тех, кого сюда В начале века с Украины Вела суровая беда. И все знакомо в поле черном — Посевы, вербы, камыши… Как будто я в родном Подгорном, В степной воронежской глуши. Вот только горы, что застыли За планкой крайней городьбы… А впрочем, горы тоже были В нелегкий час моей судьбы. На перепутьях горных тропок И я судьбу свою искал. Среди колымских круглых сопок, Среди иркутских желтых скал. И все сошлось в прибрежном гуле На странной точке бытия. Как будто здесь, На Иссык-Куле, И вправду жизнь прошла моя. 1972