Летящие дни

Жигулин Анатолий Владимирович

* * * Метель и листья. С колокольни Смотрю на золото листвы. И еле виден путь окольный Из помутневшей синевы. А глянет солнце — Мир окрестный Просторней, чище и видней. И ближе берег неизвестный, И даль прозрачней И синей. Под первым злым Колючим снегом Дрожит озябшая земля, — Зима жестоким печенегом Пришла на мирные поля. Но на ополье Возле Нерли, Где каждый храм К реке приник, Кресты и шпили Не померкли, Как грани русских Ратных пик. 1973 СУЗДАЛЬ С полуразрушенных

валов — Простор для сердца И для взора От синезвездных куполов, От белозубых стен собора. А вдалеке Ильинский луг. Дороги, пашни, огороды. Какое таинство вокруг, Единство вечное природы! И эта Каменка-река, Берез развеянное семя. И эти в небе облака — Непостижимые, Как время. И этот ветер, Этот свист — Как связь небес и человека. И этот с клена Желтый лист — Не из десятого ли века? 1973 ОБОРОНА ВЛАДИМИРА (1238 год) Вокруг пылала Отчая земля — Стога, деревни, Церкви и повети, А здесь, внутри, За стенами кремля — Не только жены, Старики и дети. Здесь, за стеною, Жил не только князь, Митрополит И славный воевода, Но древних букв Затейливая вязь — Язык, культура И душа народа… Как мало нынче Знаем мы о них, О тех, погибших В той кровавой тризне! Ведь в том огне Сгорело столько книг! А книги — тоже Продолженье жизни. 1973 КАМЕНКА Бревенчатая лава Над Каменкой-рекой. Отсвечивает ржаво Тростник береговой. Редеющие рощи, Озябшие давно, И женщина полощет Суровое рядно. Бревенчатые сваи, Зеленые от мха. И словно караваи — Далекие стога. А быстрая водица Чиста и холодна. И весело струится, И светится до дна. Подернуты туманом Ракиты по буграм. Козьмою и Демьяном Зовется старый храм. Разрушенный лабазик. Обломки кирпича. И новый желтый газик У синего ручья. И тусклого востока Холодная слюда. И старый ров Нетёка, Где не текла вода. И небо у акаций, Поблекшее слегка, Как после реставраций Иконная доска. А выше — бесконечность, Распахнутая высь. И это вместе — вечность, И это вместе — жизнь. 1973 ТБИЛИСИ Открылись солнечные выси, Открылась белая Кура С зеленых гор твоих, Тбилиси, С высот кремнистого бугра. И древний храм в объятьях солнца, И ровный шорох старых лип. И Николая Чудотворца Такой родной российский лик. В моем пути по Закавказью Опять твой кров меня манит Грузинской и славянской вязью Покрытых мохом древних плит. Форпост любви и христианства, Преодолевший зло и страх, Как это гулкое пространство В глухих языческих горах. И чтоб в тебе не усомниться, Опять навстречу выйдет мне Поэт Ладо Сулаберидзе, Земляк по дальней стороне. И вновь разбуженная память Нас уведет к иным хребтам. Пусть не понять И не исправить Судьбы, что мы хлебнули там… Но все вдали, что пережито, — Тайги дремучая стена. А жизнь просторна и открыта, Как эта дивная страна. Где в октябре бушует лето, Где в желтом солнце склон горы. Где этот город, Полный света, И волны белые Куры. 1973 * * * Белый мост у Беговой. Блестки белые кружатся. И дрожащий голос твой, Что уже пора прощаться. Что бежать тебе пора — Мимо лип и гастронома. Что опасная игра — Расставанья возле дома. Возле дома твоего. Он вдали — Такой огромный. Там не знают ничего О любви твоей Бездомной. О снежинке в волосах, О нечаянном ненастье. О запрятанном в глазах Ненадежном Кратком счастье… Помоги ты мне, Господь, Не солгать и не обидеть! Укротить и дух и плоть, Но во сне хотя бы видеть — Этот снег на Беговой, Это белое круженье, И любви, еще живой, Продолженье, продолженье… 1973 * * * Помнишь ты, Ирина, осень… Ф. Сологуб Мелкий кустарник — Сырая осина, Синие ветки В лесной полосе. Тонкая, легкая Сладость бензина После заправки На раннем шоссе. А впереди Догорают березы. Черная елка, Сосна и ольха. Тихое солнце Глядит на покосы, На побелевшие За ночь луга. Утренний иней, Конечно, растает. Снова откроется Зелень травы. Словно опять Ненадолго настанет Легкое время Беспечной любви. Милая женщина, Грустная птица! Все в этой жизни — До боли всерьез. Сколько еще Оно может продлиться, Это дыхание Желтых берез? Сколько еще За твоими глазами В кружеве этой Последней листвы Там, впереди, За полями, лесами — Жизни, печали, Дороги, любви?.. 1974 * * * День ни солнечный, Ни пасмурный — Как несмелая любовь. Ни кораблика, Ни паруса. Словно музыка без слов. Хвойной сушью Мягко выстлана В сонных дюнах тишина. Легкомысленно, Безмысленно На песке шуршит волна… И почти невыразимая Начинается с утра Предосенняя, Предзимняя, Предпечальная пора. Улетят в воспоминания — Ни забыть, ни передать — Наши тихие гуляния, Золотая благодать… Только музыка прощальная Все же внятно говорит, Что совсем не беспечальная Нам разлука предстоит. Что когда-то Каждой клеточкой О последнем этом дне Дрогнет сердце Хрупкой веточкой, Как от ветра на сосне. 1974 * * * Цветок земляники в конце сентября В бору у холодного моря. И синий вдали силуэт корабля, Рыбачьего сейнера, что ли?.. Вернусь ли когда-нибудь Снова сюда, На этот обветренный берег, Где горько-соленая помнит вода О давних И новых потерях?.. Какая забота: Вернусь, не вернусь, Увижусь ли снова с тобою?! Останется в памяти Вяжущий вкус Шумящего в пене прибоя. И этот кораблик В седой синеве, И эти закатные блики, И тот одинокий В холодной траве Осенний цветок земляники. 1974 * * * Игрушечной нашей любви Слегка не хватало печали… И синие чайки кричали, И сонные сосны качали Над нами вершины свои. А впрочем, была и печаль, Как это притихшее море, Как музыка В Домском соборе, Когда забывается горе И кажется: Жизни не жаль. А после Была и тоска, Глухая, как поздняя осень, Когда необуздан и грозен Прибой из волны и песка. А что еще нужно душе? Немного любви И тревоги, Немного листвы на дороге И ветра в сухом камыше. Но главное — эта печаль, Как тихое, кроткое море, Как музыка В Домском соборе, Когда забывается горе И кажется: Жизни не жаль. 1974