Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт
Шрифт:
Яхин-Боаз не осмеливался двинуться ни на единый шаг. Ни на миг не сводя со льва взгляда, он сунул руку в хозяйственную сумку и нащупал лежавший в ней сверток, сумку выронил, чтобы обе его руки остались свободны. Дрожащими пальцами развернул он пять фунтов бифштекса, которые принес с собой. Швырнул их льву, чуть не упав при этом сам. Мясо влажно и плотно шлепнулось на землю.
Лев, пригнувшись, подобрался к мясу и сожрал его, рыча и не отрывая взгляда от Яхин-Боаза. Когда тот увидел, как лев ест мясо, вся храбрость его покинула. Он бы лишился
Лев доел мясо и прыгнул на Яхин-Боаза. Тот с криком перемахнул через парапет – и в реку.
На поверхность он вынырнул, давясь и отплевываясь от грязной воды, которой наглотался, и глянул наверх, пока его быстро уносило течением. Увидел два бледных лица юной пары над краем парапета, они подскакивали и двигались вместе с ним. Никакого льва.
Яхин-Боаз плыл близко от стены, позволяя течению поднести его к бетонным ступеням, что спускались к воде. Здесь он выволокся на берег, шатаясь, поднялся по ступеням и остановился у запертой калитки, отгораживавшей ступени от мостовой. Он посмотрел во все стороны, но льва не увидел.
Перед ним стояли юноша и девушка, лица бледные, косматые волосы косматее прежнего. Они тянулись вперед помочь ему перелезть через калитку, но Яхин-Боаз, все еще неистово дрожа, сумел перебраться сам.
– Вы нормально? – спросил парень. – Что произошло?
– Да, я нормально, спасибо, – ответил Яхин-Боаз на своем языке. – А вы что видели?
Юноша и девушка сконфуженно затрясли головами, и Яхин-Боаз повторил, уже по-английски:
– Спасибо. Что вы видели?
– Вы остановились возле нас, развернули кусок мяса и бросили его на мостовую, – сказала девушка.
– Потом мясо задергалось и запрыгало, – продолжил юноша, – разорвалось на куски и пропало. После этого вы закричали и прыгнули в реку. Что случилось?
– Больше вы не видели ничего? – спросил ЯхинБоаз.
– Это всё, – ответил юноша. – Вы уверены, что вам нормально? Вам разве помочь не надо? Что произошло с мясом? Как вы это устроили? Почему прыгнули в реку?
– Вы гипнотизер? – спросила девушка.
Яхин-Боаз, смердя рекой и стоя в растекавшейся луже, покачал головой.
– Все нормально, – произнес он. – Я не знаю. Спасибо вам большое. – Он повернулся и побрел домой медленно и с опаской, часто останавливаясь и оборачиваясь.
12
Боаз-Яхин стоял на обочине. На спине рюкзак. Его черный гитарный чехол, горячий от солнца, стоял, прислонившись к Боаз-Яхину. Дорога мерцала от зноя. От дома он и на пятьдесят миль не отъехал – и не знал, отправила ли мать за ним полицию. Мимо, как пули, ныли машины, за ними тянулись долгие отрезки пустоты и тишины.
Тарахтя, подъехал старый, горбатый с виду открытый грузовик, заваленный апельсинами, и остановился, смердя мешаниной топлива, апельсинов и древесины апельсиновых ящиков. Из окна высунулся водитель. На нем была старая черная фетровая шляпа, у которой отрезали поля. Оставшееся было слишком велико для ермолки и слишком мало
– Куда движешься? – спросил он.
– В порт, – ответил Боаз-Яхин.
– Влезай, – сказал водитель.
Боаз-Яхин влез и положил рюкзак и гитару на полку за сиденьем.
– Что в гитарном чехле? – спросил водитель, перекрикивая рев и грохот грузовика, когда они тронулись.
– Гитара, – ответил Боаз-Яхин.
– Спросить не вредно, – сказал водитель. – Мог быть и автомат. Не станешь же ты утверждать, что у всех с гитарным чехлом в нем гитара. Законы вероятности против.
– В фильмах, мне кажется, гангстеры берут футляры от скрипок, – заметил Боаз-Яхин.
– Так то в фильмах, – сказал водитель. – В жизни совсем другое. Жизнь полна сюрпризов.
– Да, – зевая, сказал Боаз-Яхин. Он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза, вдыхая сложный запах топлива, апельсинов и древесины апельсиновых ящиков.
– Фильмы, – произнес водитель. – Вечно в фильмах полно мужиков с оружием. Как ты считаешь, почему?
– Не знаю, – ответил Боаз-Яхин. – Людям нравится возбуждение, насилие.
– На афишах вечно, – продолжал водитель, – герой целит из пистолета, стреляет из ружья. Потому что мы, мужчины, чувствуем себя безоружными. Улавливаешь?
– Нет, – ответил Боаз-Яхин.
– Я разговаривал с профессионалами – с учеными, с лекторами, – сказал водитель. – Это весьма распространенное эмоциональное состояние. Мы, мужчины, чувствуем себя без оружия. Понимаешь?
– Нет, – ответил Боаз-Яхин.
Водитель протянул руку, схватил Боаз-Яхина между ног, крепко сжал, убрал руку, не успел Боаз-Яхин вздрогнуть.
– Вот что я имею в виду, – сказал водитель. – Мужское оружие.
Боаз-Яхин достал рюкзак с полки за сиденьем и положил его себе на колени.
– Ты это зачем? – спросил водитель.
Боаз-Яхин не ответил. Водитель с горечью кивнул, глядя на дорогу, обе руки – на руле.
– Им бы фильмы снимать о бабах, которые отбирают у нас оружие, – сказал он. – Правда никому не нужна.
– Можете высадить меня в этом поселке, куда мы въезжаем, – сказал Боаз-Яхин. – У меня тут дядя живет, и мне надо его повидать прежде, чем поеду в порт.
– Я тебе не верю, – сказал водитель. – Ты ничего не говорил о дяде, когда я тебя подобрал.
– Я забыл, – сказал Боаз-Яхин. – Но мне надо с ним повидаться. Я должен сойти здесь.
Они уже почти въехали в поселок. Грузовик, ревя и грохоча, даже не сбавил ход.
– Я могу высунуться в окно и позвать на помощь, – произнес Боаз-Яхин.
– Валяй, – сказал водитель. – Ты, верно, из дому сбежал. Начнешь ерепениться – я тебя в полицию сдам.
С обеих сторон пролетал поселок: куры, собаки, дети, дома, заправки, навесы, лавки, фургоны, машины, грузовики, автоматы с газировкой, шест цирюльни, кинотеатр, заправки, дома, дети, собаки, куры. Грузовик ревел и грохотал. Поселок уменьшался в зеркале заднего вида.