Лев Троцкий
Шрифт:
Информацию о текущих событиях в СССР и за рубежом Троцкий поначалу узнавал только из советской прессы. Почта приходила с большим опозданием. Ссыльному пришлось жаловаться местным властям, которые заверили его, как и полагалось бюрократам, что почтовые неурядицы будут улажены. Иностранные газеты не доходили, и Троцкий просто изнывал без западной прессы. Он писал в феврале в одном из писем, что надеется со временем наладить получение по крайней мере важнейших мировых газет (хотя бы с запозданием на месяц, что считал терпимым). [1070] Это ему действительно удалось. Помощь оказали владевшие иностранными языками X. Г. Раковский и другой болгарин, участник оппозиции Георгий Андрейчин, который, сам находясь в ссылке, установил с лидером несогласных письменный контакт и предложил ему всяческие услуги. Пользуясь тем, что он сохранил связи с деятелями американского рабочего движения, в котором участвовал ранее, Андрейчин посылал Троцкому материалы американской печати, делился соображениями о политическом
1070
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 24.
1071
HU.HL, bMS Russ 13. Т 1533.
1072
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 29.
Находясь в ссылке, Троцкий пережил первую тягчайшую семейную утрату. 9 июня 1928 года в Москве от скоротечного туберкулеза скончалась его 25-летняя дочь Нина, муж которой Марк (Ман) Невельсон, будучи участником оппозиции, был арестован незадолго до высылки ее отца.
Во время ареста Невельсона Нина находилась в больнице, куда попала из-за гриппа, осложнившегося воспалением легких, а затем туберкулезом. Неблагополучным было и ее моральное состояние в связи с арестом мужа, собственным исключением из партии и лишением работы как родственницы лидера оппозиции. Дома почти без присмотра оставались маленькие дети — семилетний Лева и двухлетняя Волина. Вначале болезнь Нины, хотя протекала нелегко, не считалась опасной. 20 марта 1928 года она писала отцу, что пятую неделю находится в постели и вторую в больнице, но готова «броситься в погоню» за книгами, необходимыми отцу. Хотя у нее держалась высокая температура, она надеялась скоро «выйти на свободу». [1073] Состояние здоровья с каждым днем ухудшалось, но Нина сбежала из больницы, чтобы ухаживать за детьми. Тяжелейшая болезнь легких стремительно развивалась, и, несмотря на помощь хороших медиков, в том числе кремлевского доктора Ф. А. Гетье (человека благородного, сохранившего связь с Троцким и в ссылке, [1074] заботившегося о его родных), через несколько недель последовал фатальный исход. До открытия пенициллина оставались еще годы, и во многих случаях медицина оказывалась бессильной.
1073
HU.HL, bMS Russ 13. Т 1227.
1074
HU.HL, bMS Russ 13. Т 1444, Т 1492, Т 1566, Т 1778, Т 2764. Льву Седову Гетье писал 18 февраля 1928 года (его почтовая открытка дошла только через месяц — 19 марта): «Здоровы ли вы все? Ужасно скучаю по вас, не имея почти никаких сведений. Пишу открытку — думаю, что вернее дойдет. Крепко обнимаю всех и желаю доброго здоровья» (HU.HL, bMS Russ 13. Т 1132).
Шестнадцатого июня в Алма-Ату пришла телеграмма от Христиана Георгиевича Раковского из Астрахани: «Вчера получил твое письмо о тяжелой болезни Нины… Сегодня из газет узнал, что Нина окончила свой короткий революционный жизненный путь. Целиком с тобой, дорогой друг, и очень тяжело, что непреодолимое расстояние разделяет нас. Обнимаю много раз и крепко. Христиан». [1075]
В подобных письмах и телеграммах удивляет стремление сохранить веру в догматическую утопию, вновь и вновь приходившую в прямое противоречие с жизненными реалиями. Оппозиционеры вполне могли попрекать стоявшую у власти группу за то, что она вводит все более жесткий режим для ссыльных, ограничивает или налагает фактический запрет на их корреспонденцию. Но в переписке между собой (если она действительно была рассчитана на адресатов, а не в первую очередь на цензоров) пенять на Сталина и его клику было негоже — ведь сами нынешние оппозиционеры стояли у истоков той системы тоталитаризма, которая теперь оборачивалась против них самих.
1075
HU.HL, bMS Russ 13. T 1694.
Как видно даже из выражений соболезнования, коммунистическая догматика настолько глубоко въелась в сознание Раковского, Троцкого и других оппозиционеров, что их не мог ничему научить собственный опыт. Чего стоит пафосное упоминание в соболезновании о «революционном пути» несчастной, тяжело больной 25-летней женщины, оставленной без какой-либо помощи после ареста мужа с двумя малыми детьми и скончавшейся после того, как она покинула туберкулезную больницу отнюдь не для того, чтобы вести «революционную деятельность»!
Письма Троцкого шли Раковскому в Астрахань, Радеку и его жене Розе Маврикиевне в Тобольск, а затем в Томск, И. Н. Смирнову в Новобаязет (Армению), Каспаровой в Курган, Мрачковскому в Великий Устюг, Муралову в Тару, Преображенскому в Уральск, Врачеву в Вологду
Приехав в Алма-Ату, Троцкий сразу же известил Раковского об этом письмом и получил ответную телеграмму. «Крайне обрадовался, здоров, работаю, обнимаю всех». [1076] За этой телеграммой началась примечательная переписка, дающая представление об интересах, образе жизни и мышлении обоих изгнанников, их планах.
1076
HU.HL, bMS Russ 13. Т 1115.
Троцкий — Раковский: письма из ссылки в ссылку
В Астрахань Раковский прибыл приблизительно 20 января 1928 года (он был отправлен «дня через три» после Троцкого). [1077]
В сразу же развернувшейся переписке участвовали и члены семей обоих изгнанников — Наталья Ивановна и Лев Львович Седов, с одной стороны, супруга Раковского Александрина Георгиевна Раковская (Кодряну) — с другой. Так, 2 июля 1928 года Раковский приписал к письму жены: «Потерявши возможность добраться до вас по московскому тракту, письмо Алекс[андрины] Геор[гиевны] решило на этот раз отправиться к вам через Астрахань». [1078]
1077
HU.HL, bMS Russ 13. T 1128.
1078
HU.HL, bMS Russ 13. T 1611. См. также другие письма А. Г. Раковской семье Троцких и отдельно Н. И. Седовой на французском языке (HU.HL, bMS Russ 13. Т 1126, Т 1210, Т 1480, Т 1798).
А поначалу за телеграммой последовало первое письмо Раковского Троцкому от 17 февраля того же года, в котором он рассказывал, что по приезде в Астрахань жил в коммунальной гостинице, но нашел комнату с пансионом, куда на днях должен перебраться (позже он опять поселится в гостинице). Письмо дает представление о его быте. В небольшой комнатушке основное место занимали лежавшие один на другом чемоданы с документами, которые Раковскому удалось увезти с собой. В городе была неплохая библиотека, но почти полностью отсутствовали книги по общественным дисциплинам.
Исторгнутый из привычной среды, Раковский тяжело переживал то, что не получал ни одного журнала. Но немало книг удалось взять с собой. Он усиленно изучал труды Анри Сен-