Лэйси из Ливерпуля
Шрифт:
Подождав до восьми часов вечера, Кора расположилась напротив здания ресторана «Хилтон», который специализировался на организации свадеб и других торжеств. Он стоял на углу оживленной Стэнли-роуд и Грининг-стрит. Выходящий на обе улицы первый этаж был погружен в темноту. Несмотря на изрядное расстояние, лязг трамваев и гул дорожного движения, она ясно слышала доносящийся сверху шум вечеринки, которая была уже в самом разгаре, музыку, голоса, смех и пение.
Почему она притаилась в парадном подъезде дома в стылый декабрьский вечер, прислушиваясь к тому, как веселятся другие люди? Потому что этот вечер был украден у нее, вот почему.
Она прождала добрый час, кутаясь в свое старое пальто, притопывая ногами и не сводя взгляда с освещенных окон на втором этаже здания напротив. Отсюда она ничего не могла разглядеть, а ей так хотелось знать, что происходит внутри. В лицо ей ударяла снежная крупа, пока она переходила улицу и направлялась к боковому входу в ресторан на Грининг-стрит. Переминаясь с ноги на ногу, она постояла некоторое время в нерешительности перед дверью, прежде чем открыть ее. Но внутрь она так и не вошла. Прямо от порога узкая лестница вела наверх, там стоял просто оглушающий шум, слышались крики и топанье, словно люди все вместе исполняли какой-то странный танец. Кора никогда не была на танцах.
Осмелится ли она войти? Тайком подняться наверх, заглянуть в какую-нибудь щелочку, чтобы ощутить себя причастной к празднованию двадцать первого дня рождения Кормака?
Ну что же, даже если ее обнаружат, то не вышвырнут же вон, в конце-то концов. Элис никогда не сможет повести себя так грубо. Фиона — другое дело, но Фионы не было здесь. Женщина в салоне сказала, что она по-прежнему живет в Лондоне.
Кора прокралась наверх, ее ноги в башмаках на резиновой подошве ступали совершенно бесшумно. Слева располагались туалетные комнаты для мужчин и женщин, кухня и дверь с табличкой «Контора». Выкрики и топанье доносились из-за двери справа.
Кто-то — это оказалась Бернадетта Митчелл — выходил из кухни, держа в руках праздничный торт с зажженными свечами. Она была слишком озабочена тем, чтобы не споткнуться, и смотрела только себе под ноги, не заметив Кору, которая прошмыгнула в женский туалет и остановилась там. Сердце у нее едва не выпрыгивало из груди.
Внезапно музыка и притопывание прекратились. Мгновение стояла полная тишина, а потом раздалось: «Счастливого дня рождения, счастливого дня рождения, счастливого дня рождения, дорогой Кормак…»
Они любили его. Все любили Кормака.
Кормак, Морис. Морис, Кормак. Имена эхом отдавались у Коры в голове. Много лет назад она думала, что делает доброе дело для всех, но все вышло наоборот. Если бы она оставила все, как есть, то сейчас сын Элис сидел бы в тюрьме Уолтона, а не ее. Если бы только она могла вернуться на двадцать один год назад и все исправить!
Дамская туалетная комната служила одновременно и раздевалкой. Две стены были заняты пальто и шубами; кроме того, здесь были два туалета. Кора вошла в одну из кабинок и заперлась там. Она опустилась на сиденье. Теперь они хором распевали «Потому что он такой славный малый». Элис, вероятно, держала Кормака под руку и выглядела при этом страшно глупо. Она не заслуживала иметь такого сына, как Кормак.
Боже, как это было несправедливо !
Внезапно в туалетную комнату впорхнули несколько женщин. Они попытались открыть дверь, за которой
— Кто там? — спросила одна из них. — Дверь заперта уже целую вечность.
Через некоторое время раздался новый стук.
— С вами все в порядке? — Это был голос той проклятой женщины, Пэтси, которая работала у Элис.
— Да, — хрипло ответила Кора.
Дамская туалетная опустела. Снова заиграла музыка, теперь уже тише, звучала какая-то романтическая мелодия. Она представила себе, как в зале притушили верхний свет и все начали танцевать. Интересно, есть ли у Кормака девушка?
Вскоре женщины вернулись за своими пальто и шубами. Должно быть, вечеринка закончилась. Судя по их разговорам, они очень неплохо провели время. Минут через пятнадцать суета и шум стихли. Элис не приходила за своей шубкой, Кора узнала бы ее голос. Открыв дверь, она вышла из кабинки и обнаружила, что на вешалках осталось всего несколько пальто. Она стала раздумывать, как проскользнуть незамеченной из туалета на лестницу, иначе ее запросто могут запереть в здании на ночь.
В кухне не было ни души. Кора добралась до верхней площадки лестницы и уже собралась тихо спуститься вниз, как вдруг заметила, что дверь в большую комнату открыта и оттуда доносится музыка, такая тихая, что ее почти заглушал шум уличного движения снаружи.
Она остановилась. В дальнем конце комнаты Орла и Маив танцевали со своими мужьями: с этим бестолковым Микки Лэвином и другим, у которого была неплохая работа в больнице, Мартином. Дэнни и Бернадетта стояли у проигрывателя, перебирая пластинки. Кора подошла поближе, и в поле ее зрения оказалась Элис. На ней было чудесное платье бутылочно-зеленого цвета со складками. Она сидела в кресле, устало вытянув ноги. Но Кора еще никогда не видела ее такой умиротворенной. Элис буквально светилась от счастья. Лицо ее словно излучало электрические токи, и Кора кожей ощутила их покалывание. Ее невестка наслаждалась счастьем, которое должно было принадлежать ей и которого она была лишена долгие годы.
Она придвинулась еще ближе, выискивая глазами Кормака. Наконец он появился откуда-то и наклонился над Элис. На нем были черные брюки и белая рубашка. Кора подумала, что она велика ему. Рубашка топорщилась пузырем вокруг талии, заправленная в брюки с узким ремешком. Вероятно, в начале вечера на нем был галстук, но сейчас он снял его. Воротник рубашки был расстегнут, открывая стройную шею. Сердце у Коры болезненно ворохнулось в груди. Кормак выглядел необыкновенно привлекательным. Они с Элис весело смеялись над чем-то. Вся сценка могла служить иллюстрацией к сюжету на тему «Счастливое семейство». Внезапно Кормак протянул руку и погладил Элис по голове.
Что-то случилось с женщиной, которая тайком подсматривала за ними. В голове у нее как будто заклубился тяжелый туман: густой, черный, удушливый, он вихрем закружил ее, становясь все горячее и горячее.
Морис сейчас уже наверняка ложится спать в своей камере. В коридоре раздается крик надзирателя: «Погасить свет!» Там все пропахло мочой, жаловался он. Еда была отвратительной. Спустя несколько месяцев Кора перестала приходить к нему на свидания. Она не знала, о чем им говорить, остальные посетители выглядели ничтожествами и подонками. Ей было стыдно оттого, что она попала в их общество. Кора не была уверена, что желает возвращения Мориса. Она не была уверена, что все еще любит его.