Лезвие

Соболева Ульяна

– Чертовка, - прижал к себе сильнее, - дразнишь.

– Люблю тебя… дразнить.

Перевернул на спину, нависая сверху, опираясь на сильные руки, а я, как заворожённая, смотрю на шрамы, на кожу темную, на мышцы, бугрящиеся под ней.

– О да-а-а, ты ужасно любишь дразнить...
– усмехнулся и раздвинул мне ноги коленом. – Скоро ты будешь делать это каждый день и каждую ночь. Это станет твоей прямой обязанностью – дразнить меня… и иногда петь. Для разнообразия.

Он улыбается, а теперь сложно улыбнуться становится мне. Ведь это не может быть правдой? Наверное, мне снится какой-то удивительный сон. Ведь это умопомрачительный мужчина не

может любить меня вот так… не может желать меня с такой силой.

– А если я надоем тебе… что будет со мной?

Пожал плечами.

– А что делали с надоевшими женами графы? Я заведу себе любовницу.

Не знаю, смеяться или ударить… или задохнуться от его слов. Впилась в плечи ногтями, намеренно причиняя боль и видя, как он поморщился, но даже не сбросил мои руки.

– Ревнивая ведьма, - стиснул мое тело, просунув руку под спину и прижимая к себе.

– Я и есть твоя любовница, Андрей. Как графы поступают с надоевшими любовницами?

– Трахают их, чтобы выбить из их маленьких головок такую дурь.

– Тогда трахни меня, пожалуйста. Сейчас.

Улыбка исчезла и глаза сверкнули жаждой, а меня в ответ на этот взгляд прострелило током.

Приподнял под поясницей и сдвинул ниже, пристраиваясь между моих ног.

Медленно, безумно медленно вошел в меня, заставляя закрыть глаза и жалобно застонать, принимая его в себе.

ГЛАВА 11. Андрей

Наверное, я никогда не смогу рядом с ней оставаться спокойным. Вот так вот уснуть безмятежным сном, как она сейчас. Лежала на моем плече, обняв за шею и улыбаясь во сне… А у меня от этого внутри тепло разлилось, только ненадолго. На мгновение. Словно сам себе расслабляться не позволял. Потому что иногда мне казалось, что за каждую минуту счастья сам Бог или дьявол наказывал нас. Все изощреннее. Раскладывал свой адский пасьянс, разыгрывал шахматную партию или примерял на себя роль проклятого кукловода, смеясь над нашими попытками его обыграть.

Наверное, я всегда буду бояться… да, черт возьми, бояться того, что у меня опять ее кто-то отнимет. Что стоит лишь на секунду глаза закрыть - и все. Исчезнет. Растворится, как остатки темени в предрассветных лучах. Очередной срыв всех планов и новый виток испытаний, поисков, нервов, очередной бег по кругу. Наша любовь раз за разом оказывалась ненасытной тварью, которой была нужна еще одна порция страданий и боли. Она не просила их, даже не требовала, а просто брала. Жадно. Алчно. Бескомпромиссно. Словно приучая нас обоих к мысли, что вот такой и будет наша жизнь.

Терять всегда больно. Только обычно мы понимаем это, уже потеряв. Бьемся головой о стену, впиваемся зубами в сжатые кулаки, чтобы не заорать во все горло, о чем-то сожалеем, сжираем себя изнутри, понимая, что все нужно было сделать не так. И самое сложное - понимание, что ты не можешь уже ничего изменить. Потому что поздно. Не вернешь. Не исправишь. Не перемотаешь назад, как фильм, чтобы вырезать ненужный кадр и развернуть сюжет на сто восемьдесят градусов. И только тот, кто терял однажды, сделает все, чтобы не пережить эту боль опять. Потому что слишком хорошо ее помнит. К ней не привыкают, с ней просто учатся жить.

И именно эта память усиливает наши страхи, раздувает пламя, которое, казалось, уже давно превратилось в истлевшие угли. Но это самообман. Одна искра - и вот оно пылает, потрескивая, разрастается, готово выжечь внутри тебя все живое.

Только в то же время рядом зажигается другое. Это протест. Злость. Решительность. Что черта с два я позволю опять пережить все это вновь. Страх может быть как нашим врагом, так и союзником. Все зависит от того, какую часть себя мы готовы отдать ему. Одним он ломает волю, других побуждает бороться. И чем сильнее страх - тем тверже и непримиримее стремление победить.

Лежал, не шевелясь, чтобы не разбудить. Руку в кулак сжимал до судорог в мышцах, чтобы не зарыться в ее волосы и не наброситься на ее губы, терзая в очередном голодном поцелуе. Каждую секунду, которая нас к рассвету приближала, жалел, но, сжимая зубы до скрежета, останавливался. Пусть хоть немного отдохнет. От тревог и волнений, которые как ушат холодной воды опять накатят, стоит ей только проснуться. Потому что наша реальность была настолько же уродливой, насколько и прекрасной. Пройдет несколько часов, и она проснется. Откроет глаза и осторожно, не дыша, станет рассматривать меня, словно самой себе не веря, что это не сон. А потом с облегчением улыбнется и целовать начнет, как будто благодаря, что я не мираж. Господи, меня с ума сводила эта ее искренность. Ее желание показать, что нужен ей как воздух. Без жеманства, скрытых смыслов и наигранного кокетства. Каждым жестом говорит «Я твоя», каждым взглядом кричит «не смогу без тебя», и я впитываю в себя их все, и насытиться не могу. Дурманит… до головокружения и чувства потери реальности. Самого себя не узнавал. Потому что это давно не похоть. И воспоминания о том, как использовать ее для мести хотел, кажутся какими-то нереальными. Я много раз момент нашей первой встречи в голове прокручивал. В подвале. Обнаженная, испуганная, но в то же время гордая. Это сейчас я уже понимаю, что еще тогда сам для себя решил, что не ломать ее буду, а защищать.

Зазвонил телефон, и Александра дернулась, а у меня от вида на дисплей перед глазами потемнело. Ахмед, сука. Фото во весь экран… глаза прищуренные и ухмылка подлая.

– О, Боже, Андрей… он хочет, чтобы я приняла видеозвонок… - ее руки задрожали, и вся она сжалась, глядя на меня испуганным взглядом.

– Тихо, спокойно, - ее успокаиваю, а сам от ярости еле слово каждое произношу. Хотелось самому ответить и послать чертового ублюдка на хрен. Только нельзя сейчас, бл… - В ванную иди, халат накинь и волосы в полотенце заверни. Еще зубную щетку можешь в рот засунуть для правдоподобности. И не дрожи. Соберись.

– Х-х-хорошо…

Побежала в сторону ванной, а я тем временем бокалы и бутылку из-под шампанского убрал. Ублюдок запросто мог сказать, чтобы в комнату вошла. Проверяет, гнида. Шакалам своим не доверяет, хоть и снуют по коридорам круглосуточно. Как же я его презирал. С черной и лютой ненавистью. Липкой и кровавой. Когда хочется не просто убить, а казнить. Изощренно. Пытая, продлить его агонию. Срезать куски кожи, кровь выпускать по капле, и при этом заставляя в глаза смотреть, иначе выколю, нахрен. Слушать истошные вопли и наслаждаться ими, как самой изысканной классикой.

– Андрей, что это!
– встрепенулся от ее крика, смотря на красные капли на ковре. Это бокал в руке моей треснул и осколки в кожу впились.

– Да ерунда… мелочи.

Смотрит на меня и в глазах слезы каплями дрожат.

– Что он тебе сказал?

– Нет.. .ничего такого… просто… - и вот уже одна слеза катится по щеке, а я вытираю ее большим пальцем. Ярость клокочет, только сейчас не время.

– Что просто?

– Я боюсь…

Обнял рывком, к себе прижимая. Конечно боится. И я себя ненавидел сейчас за это.