Liberte
Шрифт:
Я уже было открыл рот, чтобы поблагодарить его, но в этот момент заработали динамики, заглушив и подавив собой все окружающие звуки. Я перестал слышать даже шум дождя монотонно барабанящего по пластиковому навесу над трибуной с представителями тюремной администрации. Весь этот скрежет и грохот были как минимум непривычны. Судя по сморщившимся лицам стоявших рядом со мною людей, от повышенной чувствительности барабанных перепонок страдал ни я один. До тех пор, пока исправно работал мой чип, все массовые оповещения и объявления, а в Академии и приказы, я получал через него. Единственным исключением, пожалуй, являлась только ежегодно проводящаяся для курсантов-первогодок торжественная процедура принятия воинской присяги, но это была неизменная дань многовековой традиции.
Многократно усиленный динамиками металлический голос эхом метался над плацем между тюремными корпусами. Согласно
Когда нас набралось, наверное, человек сто или немногим меньше, поступила команда двигаться. Никакого подобия организованного строя или колонны не поддерживалось, за этим никто не следил и видимо этого и не требовалось. Промокших, сбившихся в кучу нас погнали в сторону ворот примыкающего к плацу тюремного космодрома. Понукаемые окриками конвойных и изредка подгоняемые несильными тычками дубинок в спины отстающих, мы перешли на бег. Наше безропотное стадо шлёпало в разнобой ногами по неглубоким лужам, не успевающим стекать в ливневую канализацию, разбрызгивало вокруг себя тучи брызг, обдавая друг друга холодной водой и вскоре ко всему уже имеющемуся у меня ассортименту нехитрых радостей добавились ещё промокшие ноги. Мы притормозили всего один раз у силового барьера, ограждавшего космодром от проникновения незваных посетителей. Но как только первый ряд заключённых боязливо проследовал через энергетическое поле, не получив при этом никаких повреждений, оставшиеся уже без опасения напористо продавливали свои тела через ослабленный силовой барьер и вскоре наша колонна споро набрала прежний темп передвижения. Однако бежать долго не пришлось. У ближайшего грузового орбитального челнока нас по команде остановили и начали сгонять, перестраивая в колонну по одному. Всё это время я старался держаться в самой гуще толпы, сейчас же оказался в силу проявленной мною нерасторопности почти в самом конце образовавшейся длинной вереницы человеческих тел. Передо мной открылся во всей красе новый этап процедуры транспортировки арестованных лиц.
Под укрытием трапа грузовоза нас поджидали двое новых конвойных. Об их принадлежности к числу членов экипажа челнока однозначно свидетельствовали нарукавные нашивки на комбинезонах выполненные в виде стилизованных золотистых орбитальных колец вращающихся вокруг безликой планеты земного типа. Эти мелкие детали их одежды служили видимо неотъемлемым атрибутом гордости так разительно отличающим их от "бескрылых" наземных собратьев, носящих на своих шевронах лишь расчерченное меридианами и параллелями схематичное изображение планетарного глобуса. Судя по тому с каким нескрываемым презрением и чувством превосходства, они взирали на сопровождавших нас "церберов", было ясно что по здешним меркам их социальный статус котируется на порядок выше. Пусть даже и неофициально, но уж в их собственном внутрипонятийном табеле о рангах, наверняка. С ленцой подойдя к первому стоящему во главе колонны, один из них нанёс ему резкий размашистый удар в живот, отчего тело заключённого дёрнулось и тут же низко согнулось чуть было, не рухнув на землю. Однако конвойные не дали ему упасть, отработанным движением подхватили обмякшее тело и потащили его внутрь челнока. По пути несчастный комично подёргивал волочащимися ногами, но никому из нас не было смешно. "Первоходка" - раздался чей-то негромкий и безразличный комментарий впереди меня. Практически сразу, лишь ненадолго нырнув в зев грузовоза, конвойщики вернулись и процесс повторился сызнова с той лишь только разницей что наученный горьким опытом своего неудачливого предшественника или же просто более умудрённый тюремной жизнью арестант до их приближения заранее успел принять согнутую в поясе позу, низко склонив голову и подняв загнутые назад руки, растопырив при этом пальцы, демонстрируя тем самым свои пустые ладони.
Его старание было безусловно оценено. Заслужив своим поступком одобрение, он избежал удара и поддерживаемый за запястья заломленных назад рук был без лишней жестокости препровождён в недра грузовоза. Его наглядный пример внушил всем оставшимся образец правильного поведения и далее погрузка проходила без каких-либо эксцессов.
Когда подошла моя очередь я в точности повторил все действия, приняв унизительную позу и почувствовал, как чужие ладони несильно обхватили мои запястья. Пока
Пока один из конвоиров занимался мною, второй не вмешиваясь надзирал за нами. Откинув по приказу голову на спинку кресла, я услышал, как мой ошейник со щелчком закрепился в изголовье и потянув меня назад ощутимо врезался мне в горло. Лишь ноги остались свободны, но сковать ещё и их было бы избыточной предосторожностью. Предпринятых мер было уже более чем достаточно.
Не успел я освоиться со своим новым положением, как конвойные втащили следующего арестанта. Я лишь косился в их сторону будучи не в силах повернуть голову больше чем на двадцать-тридцать градусов. Моим соседом справа от меня оказался крепкого вида мужчина лет тридцати с небольшим. Как мне показалось вёл он себя довольно спокойно, можно сказать даже несколько флегматично. Стоило конвойным закончить с ним и уйти за очередным заключённым из нашей партии, как он, чуть повернув голову в мою сторону одним глазом посмотрел на меня и кажется подмигнув шёпотом произнёс:
– Джордж Риган, но для друзей просто Джордж.
– Дэвид Брэнсон. Можно просто Дэвид.
– помедлив также тихо ответил я.
С появлением конвоиров мы замолкли. Так в перерывах между их появлениями и продолжалась наша осторожная, негромкая беседа.
– Кем ты был до всего этого, Дэвид?
– и Джордж сделал неопределённый иллюстрирующий его слова жест, поводя одними лишь пальцами пристёгнутой к подлокотнику левой руки.
– Пилот. Военный.
– и немного помолчав, я добавил: - Бывший.
– О, коллега! Майор Военно-Космических Сил Федерации. Бывший.
– также через паузу и со значением добавил он.
– Лейтенант.
– Быстро же ты отлетался, друг!
Между нами повисла небольшая пауза. Чтобы заполнить её я принялся считать сидения в свободном ряду перед собой. Насколько позволяло мне боковое зрение я смог сосчитать с полной уверенностью до тридцати одного, но так как последние из видимых мною сидений были расположены достаточно близко к выходу, то нетрудно было предположить, что в ряду мест максимум тридцать пять или тридцать шесть. Стало быть, в каждом отсеке мест семьдесят или чуть более того. Всего пять отсеков. Однако... Я мысленно присвистнул. Если нам предстоит полная загрузка, то отлёт состоится ещё не скоро. И хотя дело вовсе не в том, что я куда-то спешил или торопился, просто длящееся ожидание в преддверии неясных и безрадостных перспектив не прибавляло мне душевного спокойствия.
По-своему расценив моё долгое молчание, Джордж ободряюще сказал:
– Не бойся Дэвид. Держись меня и не пропадёшь!
– Я и не боюсь.
– солгал я.
– Ну и славно. Только тебя глаз выдаёт и дёргается.
– и уголки его рта криво поползли вверх, когда он сделал попытку улыбнуться.
– Правда? Я этого не чувствую.
– сильно зажмурившись, а затем открыв глаза я опять скосил их в его сторону.
– Ага, зрачок дрожит и прыгает. Вот так.
– и он указательным пальцем постарался изобразить дёрганные и хаотичные движения моего глаза.
Не зная, что на это сказать, я лишь пожал плечами и спросил:
– Куда нас теперь?
– "Скотовозкой" на орбиту, там в "морозильник" и если очень повезёт, то прямиком на Ходак.
– "Морозильник"?
– недоумённо переспросил я. Что он имел ввиду под "скотовозкой" уже сидя в этом замечательном транспортнике, понять было не трудно, но вот значение второго слова, скрывающегося под сленговым обозначением "морозильник", оставалось для меня загадкой.
– Увидишь.
– многообещающе протянул Джордж.
– Ещё тот гроб-межсистемник, как раз для переброски такого мяса как мы. Ты главное, как начнётся выгрузка от меня не отставай. Там надо будет места правильные занять, а не то...
– и он грязно выругался.