Liberte
Шрифт:
– Надеюсь, это не займёт более двух суток. Лично я готова провести здесь и больше, небольшой отдых и здоровый сон ещё никому не вредили, но вот тебе было бы лучше поскорее показаться врачу. Совестно признаваться, но с таким убогим набором эскулапа-любителя мне не по силам извлечь засевшую в тебе пулю. Рана не очень глубокая, но из-за качества боеприпасов много осколков. Впрочем, их оружие тоже вне всякой критики. Интересно, как они пронесли оборудование на борт? Имей они доступ к бортовому дубликатору, не стали бы пользоваться таким барахлом.
– Кто они были такие, как ты думаешь?
– А сам ты как считаешь?
– Пираты?
– неуверенно предположил я, заранее догадываясь, что даю неверный
Херминия одарила меня снисходительно насмешливым взглядом.
– Всегда была невысокого мнения о вашей системе образования. Хотя может ты плохо учился, Дэвид? Суть любой пиратской эскапады - извлечение максимальной прибыли при минимальных потерях. Ты усматриваешь здесь аналогию с нашим случаем?
Хотя моё самолюбие было в очередной раз уязвлено, тон с которым беззлобно отчитывала меня сейчас Херминия был больше приятельским, чем враждебным. Я понемногу уже начал привыкать к её манере общения. Следовало признать, что она разбирается в некоторых вещах получше меня, а если уже быть до конца с собою честным, то, пожалуй, что и во всех.
– Кто же это были?
– Да кто угодно: религиозные фанатики, экстремисты, пламенные революционеры, сепаратисты, борцы за свободу. Галактика кишит желающими доказать всем и каждому, что его вера самая истинная, а истина самая верная и за это почти все они готовы отдать свою жизнь. Ну а если для пущей убедительности удастся прихватить с собою в пекло ещё пару сотен душ в нечаянные попутчики, то это только на благо их правого дела.
– И к какой категории относятся те, кто должен принять твой сигнал?
– я боялся начинать разговор на эту тему, хотя рано или поздно нам всё равно пришлось бы говорить об этом, но вопрос вырвался у меня внезапно, как бы сам собой.
Херминия удивлённо вскинула брови и вместо ответа задала мне встречный вопрос.
– По-твоему меня можно отнести к кому-то из них?
– И всё же, кто должен откликнуться на транслируемый сигнал? Ведь он закодирован, так? И если я всё правильно понимаю, то расшифрует его только тот, кому адресован, но это не официальные представители власти. На всё это потребуется, как ты уже сказала около двух суток, а это значит, что в суверенном пространстве Федерации имеется тайная и хорошо отлаженная сеть обмена данными. Так кто же ты, Херминия?
– Знаешь, Дэвид, иногда ты задаёшь на удивление интересные вопросы. Проблема только в том, способен ли ты понять ответ, и нужен ли он тебе на самом деле. Я просто Человек и тебе должно быть этого довольно. Мы с тобою не враги, со мною ты в полной безопасности и я по крайней мере уже дважды спасла твою жизнь.
– Для чего ты спасла меня, какой тебе в этом прок? И что будет дальше, когда прибудут твои друзья?
– Для чего?
– задумчиво повторила девушка, а затем добавила что-то на своём незнакомом мне языке.
– "Homo sum: humani nihil a me..." * (лат. Homo sum, humani nihil a me alienum puto - "Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо"). Мне стало тебя "жаль".
– И она невесело ухмыльнулась.
– Я вовсе не собиралась брать тебя с собой, но ты не смог даже активировать себе другую капсулу, и я сильно сомневаюсь, что останься ты один, не истёк бы кровью в напрасных попытках подлатать себя сам. Что же касаемо того, что будет потом... Тебе не стоит об этом переживать. Я включу стандартный сигнал бедствия, и тебя подберут спасатели.
– И ты вот так просто отпустишь меня?
– я в недоверии скривил губы.
– А почему нет? Чем ты можешь мне навредить? Расскажешь Бюро Безопасности, какие у меня милые глаза? Поделишься с ними видеозаписью нашей беседы?
От последней фразы я покраснел, но не потому, что в тайне записывал наш разговор, а от того, что не додумался до этого раньше сам.
Херминия
– Так это бесполезно. К "Облаку" доступа у тебя нет, а память капсулы перед уходом я обнулю.
– и Херминия ехидно улыбнулась мне прямо в глаза.
– На гражданских прошивках автономная запись запрещена, а полнофункциональную активацию офицерской прошивки твоему чипу ещё сделали. Ведь так? Если я ещё разбираюсь в ваших порядках, то это происходит не позднее пяти дней со дня прибытия в воинскую часть. Я не гражданин Федерации и образца моей ДНК у вас нет, а здесь я его тоже не оставлю. О тайных каналах связи знают все, но что с этого толку если эффективных методов борьбы с этим не существует? Так чем ты можешь быть опасен мне, Дэвид?
Обескураженный такими обстоятельно продуманными ответами я умолк.
***
Когда к исходу подходили вторые сутки, как и предсказывала Херминия, наша капсула приняла ответный сигнал. К тому моменту скудный ассортимент бортовой аптечки подходил к концу и несмотря на все предпринимаемые девушкой усилия, мне становилось всё хуже. Поэтому раздавшееся звуковое оповещение мы оба приняли с радостным возбуждением, пусть каждый и по своим причинам.
Херминия не скрываясь, включила громкую связь, да и что было проку от секретности, возможно, я и сам мог бы без труда подключиться к беседе с вызывающим нашу капсулу кораблём. После формальных процедур, Херминия подтвердила необходимость срочной эвакуации. В принципе в переговорах двух тайных заговорщиков, не было ничего примечательного, за исключением одной странности, на которой я заострил своё внимание. Докладывая о ситуации на борту спасательной капсулы, Херминия чётко обозначила наличие двух пассажиров. После чего принимающая сторона будто, не расслышав её доклад, задала повторный вопрос: "Сколько на борту человек?". Мне не сложно было предположить, что я сейчас услышу, но ответ меня поразил. До моих ушей явственно донёсся размеренный голос Херминии.
– На борту один Человек!
Как только переговоры окончились, не выдержав, я спросил, как мне следует воспринимать её слова и не означает ли это что я теперь уже не человек. Возможно, вскоре я уже труп или может быть раб?
– Дэвид, я уже говорила тебе, что пока ты со мной ты в полной безопасности и с тех пор ничего не изменилось. Что же касаемо объяснений, то боюсь ты их просто не поймёшь.
– и девушка беззаботно отмахнулась от меня.
– Ты могла бы попытаться хотя бы попробовать.
– обиженно протянул я.
– Ну хорошо.
– примирительно сказала Херминия и подплыв ко мне легко положила свою маленькую тёплую ладонь ребром на мою переносицу, а затем опустив её накрыла мой правый глаз так что мне осталась видна лишь правая сторона её лица. Уголок её губ дёрнулся вверх, у век собрались мелкие почти незаметные морщинки. Она улыбалась, улыбалась мне такой приветливой и доброй улыбкой, какой я ещё отродясь не удостаивался от неё. Не отрывая ладони от моего закрытого глаза, она повернула её, полностью перекрыв мне обзор. Сквозь щели меж пальцев по-прежнему угадывалась её улыбка, но тут её ладошка, скользнув, переместилась влево, и я увидел её вторую половину лица. Такой Херминии я тоже никогда не видел. Она плакала, губы были перекошены от горя, в уголке глаза грозя вот-вот сорваться набухала крупная слеза. В изумлении я вскрикнул и отнял её ладонь. Лишь долю мгновения до того, как девушка отвернулась от меня, я видел немыслимое. Обе половинки её лица жили независимо друг от друга, деля его на две самостоятельные части: радости и скорби. В моей памяти непроизвольно всплыли маски древнегреческого театра. Комедия и трагедия. Суть нашего мира и единство его противоположностей.