Лицедеи Гора

Норман Джон

Игрок молча, не обращая внимания на толстяка, принялся расставлять фигуры на доске. Но актёр не успокоился и, подхватив сосуд, встряхнул его, пытаясь по звону оценить его содержимое.

— Четыре, или пять бит-тарсков? — уточнил он.

Судя по звону запрыгавших внутри монет там врятли было больше.

— Три, — спокойно ответил мужчина, не отрываясь от своего занятия.

— Возможно, Вам ничего не стоило нанести ему поражение хотя бы на двадцатом ходе, — заметил толстяк, возвращая медный сосуд с монетами на место у стола каиссы.

— Мог, но мне это не интересно, — отозвался мужчина.

Что интересно, мужчина позади доски был одет в чёрные одежды и подобную

капюшону маску, также черную, которой он прикрыл всю голову. Похоже, он не принадлежал к касте игроков, иначе носил бы одежду в красную с жёлтым клетку. Все игроки из гордости за свою касту носят именно такие одежды. Однако, его навыки в игре, насколько я понял, оказались просто замечательными, раз уж чемпион арсенала, входивший в двадцатку лучших игроков Порт-Кара, не смог оказать ему достойного сопротивления. Можно, конечно, предположить, что он сделал жульнические ходы. Это казалось мне более вероятным, чем факт, что такой человек как он, один из тех, кто ассоциируется с актерами и прочим карнавальным сбродом, мог переиграть чемпиона арсенала. Хотя, конечно, сейчас время карнавала, и наш чемпион мог быть изрядно пьян.

— Если игра не будет интересна для них, если они не будут думать, что действительно играют всерьёз, то они не захотят сыграть вторую и тем более третью игру, — заметил толстяк. — А нам бы хотелось, чтобы они вернулись! Нам хотелось бы, чтобы доска была занята! Именно так мы делаем деньги!

Цена за игру обычно, колеблется между бит-тарском и медный тарском. Если претендент выигрывает или сводит партию в ничью, его монета остаётся при нём. Иногда к одному из шестов палатки могут прибить медный, или даже серебряный тарск. Он достанется претенденту, если тот сможет одержать победу, а в случае ничьей, каждый останется при своём. Вот только, дело в том, что искусный игрок, всего лишь грамотными разменами и осторожной позиционной игрой, может свести в ничью любую партию. Игра становится гораздо менее рискованной, если играть на ничью, а не на победу. Консервативные игроки, во время турниров за чемпионское звание, часто прибегают к этой хитрости, используя её, зачастую к ярости толпы зрителей и своих противников, дабы защищать и лелеять с таким трудом завоёванное лидерство. В конце концов, за победу он получит очко, а за ничью каждому игроку засчитают половину.

— Тебе стоит проигрывать время от времени, — сказал игроку толстяк. — Это сможет вернуть клиентов! Таким путём, в конечном счете, мы заработаем намного больше денег!

— Я играю, чтобы победить, — заявил мужчина, смотря на доску.

— Да я вообще не понимаю, почему я упрашиваю Тебя! — воскликнул пузатый. — Ты — всего лишь подёнщик и бродяга!

Про себя я отметил странность расстановки фигур на доске. Мужчина спрятавший лицо под маской воспроизвёл на доске не начальную конфигурацию, а ту, что возникает на доске после серии ходов. И надо признать, что-то в данном положении показалось мне знакомым. И вдруг меня осенило, что именно я видел на доске. Это была позиция, которая возникает на семнадцатом ходу розыгрыша Гамбита Убары, Жёлтый Домашний камень, выставленный ранее на клетку Строителя Убары — один, отступил с главной диагонали, на турианскую линию. Обычно, в этом месте, игрок продолжает ходом Копейщика Посвящённого Убары, поддерживая атаку, проводимую по смежной колонне Строителя Убары. Этот же сходил Копейщиком Посвящённого Убара использовав двухклеточный ход, поставив его на клетку Посвящённого Убара — пять. Я опешил настолько, что у меня закралось подозрение, а знал ли он вообще что-нибудь о каиссе? Но, внезапно, этот ход показался мне интересным. Да ведь это же отличная отвлекающая атака!

Она может вынудить жёлтых перевести часть фигур на сторону Убара, таким образом, ослабляя свою оборону в колонне Строителя Убары, делая её гораздо уязвимее, для главной атаки. Это действительно интересная идея, я мне даже стало интересно, играл ли так кто-либо всерьёз.

— Тебе надо научиться проигрывать! — поучал толстяк игрока.

— Я уже проигрывал, — пожал плечами мужчина в маске. — Я знаю на что это похоже.

— Вы, Сэр, — повернулся ко мне пузатый, — Вот Вы, играете в каиссу?

— Немного, — осторожно сказал я.

— Ну, так рискните сыграть с ним, — пригласил он. — Всего-то один бит-тарск!

Толстяк бросил выразительный взгляд на своего игрока, и снова повернувшись ко мне, пристально посмотрел мне в глаза.

— Я почти гарантирую, что Вы победите, — заявил он.

— А почему Ваш игрок в маске? — поинтересовался я. — Его маска не слишком подходит для карнавала.

— Он никогда не снимает её, с самого детства, ну или почти с детства, — пояснил пузатый, вздрогнув, — из-за ожога, сильного ожога. Ему правда не стоит снимать маску. Под ней скрывается урод, практически монстр. Свободные женщины упадут в обморок от одного его вида. Даже животы сильных мужчин не выдержат такого зрелища. Да они просто заорут от ужаса и попытаются напасть на него. Такой уродство, такое безобразие не должно быть выставлено на всеобщее обозрение.

— Я понял, — кивнул я.

— Всего бит-тарск, — напомнил мне толстяк.

— Не бойтесь того, что Вы не сможете победить, — бросил мне игрок в маске, яростно, выставляя фигуры в положение начала игры.

Закончив расстановку, он, высокомерно, убрал с доски своих Убара, Убару, Строителей и Врачей — все шесть самых сильных фигур.

Бросив на меня сердитый взгляд, он снял и швырнул в кожаный мешок, стоявший сбоку от стола ещё и своих тарнсмэнов. Кстати доску он развернул так, что я играл жёлтыми, и имел право первого хода. Таким образом, он отдал мне инициативу. В результате, теперь я мог выбирать выгодный для себя дебют.

— Ваш ход первый, — объявил мужчина. — Сделайте его, и я опрокину своего Убара, и игра Ваша.

— Ты не мог бы быть несколько более любезным с клиентом? — отнюдь не любезно спросил пузатый у игрока в маске.

— Я не буду даже рассматривать игру на таких условиях, — ответил я.

— Но почему нет? — удивлённо спросил толстяк. — Вы сможете абсолютно честно сказать всем, что победили. Другие же не будут знать, какой именно была эта игра.

— Это будет оскорблением каиссы, — заметил я.

— Он прав, — поддержал меня мужчина в маске.

Рабыня, не в силах терпеть, постаралась стоном обратить на себя моё внимание. Печенька, которую она уменьшала своим языком, кусочек за кусочком, крошка за крошкой, была зажата в обеих её руках. Таким образом, положение её рук казалось провокационно скромным, что впрочем, могло быть изменено при моём малейшем желании. А, кроме того, её маленькие, тонкие запястья располагались так близко друг к другу, настолько близко, что казалось, как будто они были скованы рабскими наручниками.

— Пожалуйста, Господи-и-ин, — прохныкала она.

— Рискните сыграть, — всё ещё на что-то надеясь, предложил пузатый.

Но я уже утонул в глазах рабыни. Она с дикой мольбой смотрела на меня снизу вверх, и медленно, чувственно, с изысканной осторожностью, слизывала сладкую сахарную глазурь покрывавшую печенье. Она могла бы уже быть совершенно беспомощной перед своими потребностями, но я видел, что она прошла хорошую дрессировку.

— У меня на уме сейчас другая игра, — наконец ответил я.