Лицедеи Гора
Шрифт:
— Смотреть, смотреть? — пропищало существо, сидевшее на соломе ниже меня, и елозившее ногами по полу, глядя на меня.
Обернувшись в его сторону, я протянул ему руку. Тот проворно вскочив, метнулся по каменному полу нашей камеры и запрыгнул на стол рядом со мной. Потом, цепляясь за мою руку, он взобрался по ней и уцепился за прутья подле меня. Чтобы ему было легче держать себя на весу, он пропихнул свои предплечья сквозь решётку, как бы обнимая прутья.
Я снова вернулся к происходящему во внутреннему дворе под нашим окном. Там в яме, рыча, от нетерпения стегая себя по бокам хвостами, припадая чуть ли не до земли, три слина угрожающе кружили вокруг интересовавшего их объекта. Этот
Попытка покушения на мою жизнь предпринятая в Порт-Каре, казалась мне так или иначе связанной с Брундизиумом. Это моё предположение было достаточно ясно подтверждено во время разговора Леди Янины и Фламиниусом, происходившего в моём присутствии. Далее, мне казалось вполне вероятным, что должна существовать некая связь между Брундизиумом и Царствующими Жрецами, либо их противниками кюрами. За прошлые недели, по различным причинам, я пришёл к выводу, что более вероятно, что те, кто имел дела или интересы в Брундизиуме, не могли быть Царствующими Жрецами. Выбор у меня был невелик, оставалось заключить, что это были кюры. Получалось, что именно они развили столь бурную активность в Брундизиуме, столь похожую, на их действительность в Корцирусе, где в данный момент их власть была свергнута. Однако, теперь, мне пришлось отбросить эту до настоящего времени казавшуюся стройной, гипотезу.
Снизу донёсся дикий, пронзительный визг атакующего слина, внезапно перешедший в испуганный вопль, и я увидел, как наполовину перекушенное тело зверя отлетело в сторону. Два других напавших на закованное в цепи существо слина, повисли на нём, как прилипалы на акуле. Толпа ревела от восторга. Даже отсюда была видна кровь, ручьями бежавшая по ногам и рукам атакованного животного. Оно покатилось по перепаханному, пропитанному его и его врагов кровью песку, извиваясь и борясь с висящими на нём слинами. Грохот цепей, крики толпы, завывания животных.
— Красивый! Красивый! Ставка! Ставка! — верещало существо, уцепившееся за прутья рядом со мной.
Кюры, и это теперь стало ясно мне со всей очевидностью, имели влияния или власти в Брундизиуме не больше, чем Царствующие Жрецы.
Подвергшееся нападению животное извернувшись, схватило слина, вцепившегося сзади в его ногу и, резким ударом лапы, сломало тому шею. Не задерживаясь, оно вместе с куском своего мяса отрывало оставшегося слина от своей руки и разодрав тому челюсти, протолкнуло свою огромную когтистую лапу глубоко в пасть зверя, удерживая другой лапой его забившееся в агонии тело, а потом мощным рывком прямо через горло существа, выдернуло часть его легких. Потом оно швырнуло изломанное тело зверя к своим ногам и, запрокинув голову, распахнув пасть, демонстрируя окрашенные свежей кровью клыки и язык, провыло свой вызов окружавшей его толпе, башням Брундизиума, и самому палящему полуденному солнцу.
— Три раза! — кричало существо, цепляющееся за решётку подле меня, — три раза! Это живёт снова!
Очевидно, это означало, что это был третий раз, пережитый существом в яме.
— Ставка! Ставка! Платить меня! Платить меня! — кричал урт.
В яме появились солдаты, осторожно, с взведёнными арбалетами и выставленными перед собой копьями, приближаясь к существу. Они быстро набросили на него веревки, но казалось, оно едва обратило на них внимание. Его голова в этот момент была опущена к земле. Оно насыщалось, разрывая тело одного из слинов, валявшееся перед ним.
Нет, мне больше не казалось вероятным, что кюры были у власти в Брундизиуме.
Мой сокамерник отпустил прутья, и вначале скользнул на стол, а потом спрыгнул на пол. Он вернулся на свою солому в углу, и принялся
Я же ещё на какое-то время остался у окна, пока, солдаты, наполовину таща, наполовину подталкивая, не вывели существо из ямы. Недовольно рыча, но послушное воле людей, оно ушло, при этом таща за собой тушу одного из убитых им слинов.
Нет, теперь мне уже было совершенно ясно, что кюры не имели никакой власти в Брундизиуме. Ведь существо, сейчас покидающее яму, волоча тушу слина и оставляя в песке за собой окровавленную, борозду, было именно кюром.
Конечно, я был сбит с толку. Развалилась вся конструкция моих стройных гипотез и разумных предположений. Получалось так, что ни у Царствующих Жрецов, ни кюров не было особых взаимоотношений с Брундизиумом. А в чём тогда смысл попытки покушения на мою жизнь во время карнавала в Порт-Каре? И в чём заключается столь очевидный интерес неких сил Брундизиума ко мне?
В чём могла заключаться моя ценность для них, да и была ли она вообще? Каково значение перехваченных мною сообщений? Очевидно, они были предназначены для неких партий в Аре. Я уже окончательно запутался. Я не знал, что думать. Единственное, что было мне предельно ясно в данной ситуации, это то, что я был в камере, в Брундизиуме, в распоряжении моих тюремщиков.
Оставив прутья решётки в покое, я спрыгнул на пол. Бросив напоследок задумчивый взгляд на зарешеченное окно, я вернул стол на место, в центре камеры, между двумя скамьями. В такой камере, предназначенной для людей, стол и скамьи имели практическое значение. Они сохраняли еду вне досягаемости уртов, а ночью, могли использоваться сна.
— Спиной к стене, на колени! — послышалась резкая команда.
Мы с представителем народа уртов сочли за благо подчиниться. Пришло время приёма пищи. В первый день моего плена я попытался затаиться около решётки, в надежде на шанс достать тюремщика. Добился я только того, что в тот день остался без еды. Уже на следующий день я повиновался гораздо быстрее. Что поделать, голод не тётка. К вечеру моего второго дня заключения в этой камере, и четвертого дня со времени моего пленения, ко мне подселили этого представителя народа людей-уртов. Я не был очень доволен его компанией, однако, этот урт был хорошо знаком с жизнью тюрьмы.
— Стол был передвинут, — бросил надзиратель, осмотрев нашу камеру.
Я понял, что он определил это, по следам на запылённом полу. Признаться, мне не пришло в голову, что это могло вызвать какое-либо возражение со стороны моих тюремщиков. Если бы я догадался об этом, я поставил бы урта около решётки и, предупрежденный им о приближении надзирателя, вернул бы стол на его оригинальное место.
Оставалось надеяться, что новое нарушение, если оно было нарушением, не приведёт к отказу в пище. Что ни говори, а поесть хотелось.
Тюремщик поставил два подноса на пол с внешней стороны решётки, и ногой протолкнул их сквозь плоское прямоугольное отверстие в основании. Но сразу он не ушёл, и мы ещё не имели права приближаться к еде.
— Боск из Порт-Кара, стоя на коленях и ждёт еды! — засмеялся он.
Я воздержался от ответа. Есть всё же хотелось больше, чем спорить с ним. Я был доволен уже тем, что он не имел ничего против перемещения стола. Тут меня заинтересовало то, что стол вообще был в этой камере. Гореанские тюремщики далеко не всегда столь внимательны к своим подопечным. Почему нас не приковали цепью вплотную к стене, и не вынудили бороться с насекомыми и грызунами за нашу еду? Пленников на Горе редко балуют, причём это касается обоих полов, как мужчин, так и женщин. Хм, интересно, а не был ли стол поставлен в этой камере именно с той целью, чтобы позволить мне увидеть то, что произошло снаружи во внутреннем дворе.