Личный тать Его Величества
Шрифт:
Царь перевёл тяжёлый взгляд на Сукина.
– Так всё было? – тихо спросил он, и было не понять интонацию, с которой задал вопрос.
– Так, да не так, государь, – напряжённо ответил Ванька.
Он знал, что сейчас от его ответа много зависит – как отбрешется, так и порешит царь-батюшка. А с другой стороны, его ответ может и не иметь особого значения, если государь уже заранее для себя решил, кого карать, кого миловать. Или его… Или Тёмкина…
– Как это? – с любопытством вскинул брови государь.
А глаза глядели жёстко, беспощадно.
Воейков стоял прямо за спиной Сукина, и видел этот взгляд. И он понял
– Да вот так, надёжа-царь, – развёл руками Сукин, и слышалось, насколько напряжённо звучит его голос. – Мы ж не просто так зорить усадьбу начали… Да и не зорили мы её вовсе, напраслину князь возводит… Погода слякотная случилась, ну, мы и заехали согреться… А хозяйка стала поносные слова говорить, твоих верных слуг всячески хаять, подлыми словами костерить… Я ж ей миром сначала сказал: уймись, сказал, дура, ты в нашем лице на самого государя клевещешь… А она продолжает… Ну и не стерпел я, государь, тут каюсь… Меня бы окаяла – да и бог бы с ней, дура-баба и есть дура, по-христиански простил бы… Ав твой адрес, государь, как сорвалась, да как понесла – не сдержался! – с пафосом воскликнул Иван. – Ну и схватился за плеть… Она увидела это, да как завизжит – и на улицу бросилась. Я хотел её витинем достать, да тут мальчонка-то и подвернулся… Жалко мальца, конечно, да что ж, ежели мамка его – дура!..
Услышав слова про то, что «простил бы по-христиански», Воейков едва не расхохотался… С трудом, но удержался… Но всё же почувствовал, как бородка поползла вширь от улыбки… И тут же испугался – не заметил бы государь!..
Но в целом тому, как ловко вывернул разговор Сукин, восхитился. Ведь вроде как не соврал ни единого слова, а насколько картинка иначе смотрится, чем то, как Тёмкин докладывал!
Между тем, Сукин продолжал. И даже виноватинки в голос добавил, лёгкого сожаления…
– Из-за языка дурного бабьего всегда бед много разных случается… Ратник за государя рану получает, а бабе евонной верных государевых слуг, что замёрзли и проголодались, приютить жалко…
– Но не убивать же за это бабу! – встрял Тёмкин.
Он уже чуял, что виновный вывернется, и досадовал из-за этого, злился, что не по его выходит…
– А я и не убивал, – огрызнулся Сукин. – Только повоспитывать хотел… Выгнать – выгнал, чтобы охолонула, фефёла… А уж что застудилась – тут уж как господь рассудил…
– А что девок попортили? – напомнил царь. – То правда?..
– Так ведь по обоюдному согласию, без принужденья! – мгновенно отозвался Сукин, не давая вклиниться в разговор Тёмкину. – У девки той коморной мужик на войне, вот и заскучала распутница без… – опричник открыто сказал, без чего именно заскучала девка…
По комнате прошелестел смешок.
Ухмыльнулся и государь.
– Кто нагрешил-то? – поинтересовался он.
Сукин оглянулся, поймал взглядом Воейкова, кивнул на него.
– Меньшой вон…
– Хороша хоть девка-то? – Иван Васильевич
– Хороша, батюшка, – чувствуя, что вроде как гроза обошла стороной, бодро поклонился опричник. И добавил, широко перекрестившись: – Ей богу, всё по согласию, без обиды…
– Ну, с обидой или без, а душегубства в государстве не потерплю! – резко прихлопнув по подлокотнику ладонью, оборвал Иван Васильевич. – Всех участников безобразия – накажу! За чужим добром не гонялись бы с багром, лихоимцы!.. Вас двоих, – он ткнул пальцем с крупным перстнем сначала в Воейкова, потом в Сукина, – в первую голову. Митрополиту скажу, чтобы епитимью на вас построже наложил… Помолитесь за усопшую рабу Божию, да за упокой ея пожертвовать лепту не забудьте, да не скупитесь!.. Пограбленное ратнику вернуть!.. И смотрите у меня: ещё раз попустите такое – на себя пеняйте, так легко не отделаетесь!..
Опричники низко поклонились.
– Прости, государь, дурость нашу!
– Бог простит! – резко оборвал царь. – А я для того на царство и поставлен, чтобы таким лихоманам, как вы, острастка имелась… Всё, с этим покончили… Ранен он, в Орешке-крепости, говоришь? – повернулся к Тёмкину. – Ратник тот, которого эти дадоны обидели…
– Ранен, – уныло подтвердил тот. – Ядром в грудь… Чуть живым из сечи вытащили…
Да и было от чего огорчиться – сковырнуть недруга не удалось!
– Значит, от казны ему вспомоществование на лечение, да на поправку хозяйства… Где Головин?..
– Тут я, государь…
– Слышал, что я сказал?
– Слышал, государь! Святое дело…
– Вот-вот…
Пётр Головин не так давно стал государевым казначеем. Крепко ему доверял Иоанн Васильевич. И, в общем-то, правильно делал.
Пётр Иванович оказался на своём месте – свою деятельность на благо царства показать умел, ласковый взгляд государев ловить наловчился. К тому же, будучи человеком верным, не стремился сознательно кого-то оголдить. Из тех, о ком говорили: не торопи события – дождись случая!.. Он и умел ждать!..
Однако ж со временем и сам утратил осторожность…
Впрочем, о том рано ещё!.. О том речь впереди.
Воейков скользнул по казначею взглядом, да и перевёл его опять на государя – что ему какой-то счетовод, пусть и личный царёв, пусть и из дородных! Головин и вовсе не обратил внимания на стоявшего у стены рядового юного опричника – слишком мелка вошь!..
Не дано человеку прозревать грядущее!.. И не в этом ли – высшее счастье человечества?..
– Что о каждом государевом холопе, невинно пострадавшем, печёшься – то похвально, – ласково казал царь Тёмкину. – У Господа на то на каждого из нас, тварей ничтожных, особый счёт ведётся… И твоими хлопотами эти проказники, – кивнул в сторону Сукина и Воейкова, – наказание понесут достойное…
Царь откинулся на высокую прямую спинку сиденья, обвёл отеческим взглядом стоявших перед ним царедворцев.
– Ну всё, ступайте!
…Воейков уже занёс ногу через порог, когда услышал повелительное:
– Ванька!.. И этот, как тебя, Меньшой!.. Останьтесь-ка, я вам двоим ещё свою волю не объявил!..
Расслабившийся уже было Воейков похолодел. Чтобы государь самолично его окликнул!.. Да ещё пообещал лично же свою волю объявить!.. Ещё не случалось такого ни разу.
Он затравленно оглянулся на Сукина… И увидел крупные капли пота на посеревшем лице своего начальника.