Личный тать Его Величества
Шрифт:
Вдвоём они вернулись к креслу.
Царь глядел Воейкову в глаза, прямо, упорно, резко… Меньшому стало жутко… Однако отвести взгляд боялся… Даже моргать позабыл!..
Жёсткий иоаннов взгляд не каждый мог выдержать.
Ивану Васильевичу выдержка Меньшого понравилась. Он оценил увиденный ужас, и то, что взгляд выдержал, тоже оценил.
– Что, говоришь, сладкая девка была-то? – спросил, усмехнувшись.
Чувствовалось, впрочем, что просто так спросил, без особого интереса. О другом думал.
– Хороша… –
– А всё ж таки мужних баб трогать – не дело, – назидательно поднял палец государь. – Особенно ратников, которые на войне… Не по-христиански это, грех!.. Опять же, прибьёт тебя ейный супруг – и правильно сделает. Я его даже за то сильно наказывать не стану – буде земской он окажется, а ты опричный… Пей вино, а не брагу – люби девку, а не бабу!.. – коротко хохотнул он. – А для грешных утех – и вовсе срамных девок хватает…
О том, что Иоанн Васильевич особым целомудрием не отличается, знали все его приближённые. Однако известна была и его щепетильность – с честными бабами и уж подавно с девками нетронутыми не греховодничал.
Вот и теперь – погрозил пальцем Воейкову, да так погрозил, что Меньшой понял: не шутит кормилец.
А потом государь резко сменил разговор, добавил буднично, будто мимоходом, переведя взгляд на Сукина:
– Сегодня же взять под стражу и посадить в тёмную Ваську Тёмкина. И сыночка его, Ваньку, тоже…
Сукин оторопело ответил не сразу:
– Это вот его?.. – он указал на только что закрывшуюся за боярином дверь. – Ростовского Василья?.. Тёмкина?..
– Его самого, – кивнул царь. И добавил, зло ухмыльнувшись: – Отомсти за ябеду его!..
И взмахом руки отпустил обоих.
Выйдя на крыльцо, Сукин остановился, некоторое время глядел на утоптанный во дворе снег.
– Видишь, брат Ванька, как оно всё круто поворачивается…
Воейков оказался ошеломлён не меньше. Он сильно не любил Тёмкина. Но всё же не до такой степени…
…Через три дня отцу и сыну Тёмкиным на Красной площади перед Торговыми рядами отрубили головы. У младшего, у Ивана, детей не осталось. Так что род сей пресёкся.
За какие грехи казнили отца с сыном, Воейков так и не понял. Не за ябеду же на них, в самом деле!..
Ну да государю виднее!
1584 год. Раскол в Боярской думе
Ищите во всём великого смысла. Все события, которые происходят вокруг нас и с нами, имеют свой смысл. Ничего без причины не бывает…
Иван Меньшой Васильев сын Воейков крепко думал.
Да и было о чём!
Перед ним стояли уже ополовиненная баклага с пивом, глиняная кружка, а также немудрёная снедь на
В горницу сунулась было Лушка – дворовая девка, которая охотно утешала его в такие вот минуты, когда думы одолевали… Впрочем, думы одолевали Воейкова нечасто – Лушка миловала куда чаще…
Однако в этот раз Меньшой цыкнул на неё, и девка испуганно исчезла. Испуганного испуганно, но только далеко не уходила – знала, что рано или поздно, непременно покличет…
Скорее, рано…
В принципе, Иван прекрасно понимал, что думай – не думай, а только выбора по поводу того, как ему поступить, у него особого нет. За него уже всё решено – Господом Богом ли, провидением, а то и самолично боярином Годуновым Борисом Фёдоровичем… Неважно. Главное – у него и в самом деле нет выбора.
Или всё ж таки выбор имеется всегда?..
Ладно, он, государев стольник Меньшой Воейков, сейчас на распутье… А бояре высокородные, заседающие в Боярской думе – они ж тоже сейчас все на перепутье! К какому стану пристать?.. Тут ведь ошибиться никак нельзя: не того поддержал – и ждёт тебя либо опала, а то и плаха…
В марте преставился государь Иоанн Васильевич. Правил он полвека и ещё полгода – целая эпоха, почитай, поколение целое в России выросло людей, не представляющих иного мироустройства.
И вдруг – не стало казавшегося вечным правителя! Страна, держава вся вдруг осиротела!
Но самое страшное – преемника у него достойного не оказалось!
Как же это опасно для государства, когда у сильного правителя не оказывается достойного преемника! Сколько Россия за всю свою многовековую историю по этой причине невзгод пережила!..
Шапку Мономахову наследовал единственный выживший сыночек грозного царя, Фёдор Иоаннович. Уж чего в нём больше оказалось – доброты или дурости, всяк сам по себе может решать, юродивым его считать или вовсе уж недомыкой… Только одно не вызывало сомнения ни у кого: на царство он никак не годен.
Понимал это и покойный Иоанн Васильевич. Уж как он жалел, что не уберёг сынов своих – что Димитрия-первого, утопшего вовсе уж во младенчестве, что во младенчестве же умершего Василия, Машкой Кученей рождённого, что Ивана, смерть которого народная молва упорно связывает с приступом гнева у родного отца, что второго Димитрия, угличского мучника…
Ситуация усугублялась ещё и тем, что ни от одного из сыновей у государя не осталось внуков! У Фёдора родилась дочка, да и та годика не прожила… Оставалась надежда, конечно, что Господь не оставит Россию своею милостию, не позволит прерваться роду государей московских, от Ивана Даниловича Калиты идущему, и одарит Фёдора сыночком…