Лихие люди
Шрифт:
Родион поднялся первым – и вышел из избы. Двор при свете дня представлял собой довольно унылое зрелище. Изба, дровник, да деревянный нужник – больше во дворе ничего не было. Да и двора-то никакого не было, не было даже забора. Вместо забора – вокруг избы, глухим частоколом стоял лес.
Зайдя за избу он увидел, что на том месте где они вчера разделывали лошадь – лежал мёртвый сохатый. Рядом с трупом лося – на чурбаке сидел Егор.
Родион неодобрительно оглядел Егора:
– Ты где был?
– Там… – Егор кивнул головой
– Не видел разве, что Ванька вчера лошадь укокошил? И так теперь мяса хоть отбавляй! Зачем лося убил?
– Так… – неопределённо пожал плечами Егор, глядя на Родиона своими стеклянными глазами безумца.
– А сюда его зачем притащил? Во дворе его что ли прикажешь разделывать?
При слове – «прикажешь» – в глазах Егора на секунду что-то мелькнуло. Что-то старое и давно забытое. Но глаза тут же – снова остекленели, и он снова сказал:
– Так…
Родиону не хотелось говорить с Егором – пусть делает что хочет. Он и спросил-то скорее для порядка. Поэтому, чтобы прекратить это разговор, он сказал Егору:
– Ступай в избу, пожри.
Егор снова устремил на Родиона пустой стеклянный вгляд, поднялся и пошёл в избу. На крыльце он нос к носу столкнулся с выходящим во двор Ванькой.
– А, Егор, где был-то? – спросил Ванька
Егор не ответил, пожал плечами и пошёл в избу.
Ванька вышел во двор, обошёл избу и увидел мёртвого лося. Увидев, он только и сказал:
– Ого.
– Вот тебе и «ого». – ответил сидевший на чурбаке Родион. – Егор из лесу притащил.
– И что с ним делать будем? – резонно поинтересовался Ванька – Костёр надо разводить?
– Какой костёр, дурак! – закричал Родион. Была у Ваньки такая особенность – временами он забывал о том, что ничего до наступления ночи жечь нельзя.
– А, ну да. – сказал Ванька, почесав затылок. Потом снова посмотрел на труп лося и сказал. – Разделывать его что ли, атаман?
– Не надо, сам разделаю. – буркнул Родион – Ты собирался идти телегу на дрова рубить – вот иди и руби. А мясо это жарить не будем – и так лошадь твою несколько дней будем жрать. Поэтому – солонину сделаем. Когда телегу порубаешь – дрова перенеси к погребу, залезь в него, да вытащи бочонок, и прикати сюда. Да дров сколько сможешь – принеси. Только смотри, чтобы никто тебя не увидел!
– Мне ещё и дубину мою забрать надо. – сказал Ванька, почесав затылок.
– Ну и дубину значит заберёшь.
– Так как же я за один раз всё это перетащу, атаман? Дрова, дубина, ещё и бочку катить!
– Ну значит не за один раз перетащишь! – заорал Родион. Ванькины обстоятельные рассуждения его явно раздражали.
Ванька снова почесал затылок, и сказал:
– А может я Сысоя с собой возьму?
– Бери! – коротко бросил Родион, только чтобы наконец отвязаться от Ваньки –И Селивана кликни!
Ванька пошёл в избу.
– Сысой! Селиван! – крикнул Ванька открыв дверь
Через пару минут во двор вышел Селиван, а за ним шёл Сысой. Они обогнули избу и подошли к Родиону. Тот сказал:
– Сысой – пойдёшь с Ванькой в лес, телегу на дрова рубить. Как порубите – дров притащите сколько унесёте, и бочку прикатите. Всё понял?
Родион обращался не к Ваньке, а именно к Сысою, так как видимо мало полагался на Ванькину короткую память. Было даже такое ощущение, что из этих двоих – он оставлял Сысоя, что называется – «за главного». Хотя на фоне великана Ваньки – тщедушный Сысой выглядел примерно как заяц по сравнению с медведем. Сразу было понятно, случись что – Ванька мог бы прибить Сысоя одним ударом, причём даже не очень сильным.
И Сысой понял, что Родион «за главного» – оставляет именно его, и коротко ответил:
– Я всё понял, атаман. – как и Ванька, Сысой называл Родиона атаманом.
– Ступайте. – сказал Родион.
Ванька с Сысоем развернулись и пошли в лес, в том направлении – где примерно в часе ходьбы от них располагалась дорога на Новгород.
Родион посмотрел на оставшегося Селивана, и коротко сказал:
– Селиван, поможешь мне разделать. – он кивнул на лося и добавил – Егор убил. – Селиван молча кивнул.
В избе Маруся замешивала в квашне тесто, а за столом сидел Егор и ел кашу. Ел он примерно так же, как и говорил – отрешённо, думая о чём-то своём. В тарелку он не глядел вообще, стеклянный взгляд его был устремлён куда-то вдаль. Он просто зачерпывал деревянной ложкой пшённую кашу, подносил ложку ко рту, и жевал, глядя при этом всё время перед собой. Но что было самое удивительное – ни одной крупинки каши, ни одной крошки хлеба не пронёс Егор мимо рта – после него никогда не оставалось ни грязи, ни крошек.
Маруся не любила Егора, и боялась до дрожи в коленках. Пугало её буквально всё – его внешний вид, его стеклянные глаза, его молчаливость, а более всего, пугало её именно то – что Егор всегда так аккуратно ел, что после него не оставалось ни соринки. Почему так пугало Марусю именно это – она и сама не знала, но всё равно, каждый раз, когда она видела Егора – шарахалась от него, как от зачумлённого.
Вот и сейчас – Маруся месила тесто, бросая недовольные взгляды на сидевшего за столом Егора, и ждала, когда же он наконец уйдёт.
– Шёл бы уж отсюда скорее, лешак его побери! – недовольно пробурчала под нос Маруся.
Готовка с каждым днём давалась Марусе всё труднее и труднее – она была на восьмом месяце. Но ничего не поделаешь – она была тут единственной женщиной, и всё домашнее хозяйство (пусть и довольно нехитрое) – так или иначе ложилось на её плечи.
«Уж скоро рожать, а им всё каждый день жрать подавай!» – всё так же недовольно подумала Маруся, продолжая месить тесто.
Вдруг она почувствовала, что за спиной у неё кто-то стоит. Маруся обернулась. Прямо перед ней, лицом к лицу – стоял Егор.