Лихие люди
Шрифт:
Селиван, между тем, подвешивал куски мяса над огнём и жарил. Конина стала обугливаться, в костёр закапал жир. Все остальные, закончив работу подошли к костру.
– А где Егор? – оглядевшись, вдруг спросил Селиван.
Все огляделись. Егора и впрямь не было.
– Мы думали, что он тебе помогал дрова таскать. – сказал Селивану Родион.
– А я думал, что он вам помогал лошадь разделывать. – ответил Селиван.
–Опять как в воду канул! – злобно прорычал Родион. – Ну и чёрт с ним. Мы дело сделали – теперь пусть шляется по лесу сколько влезет, нам мяса больше достанется.
Он принюхался,
– Готово, что ли?
– Это уже готово. – сказал Селиван, указывая на ту же деревянную бадью, полную теперь уже жареного мяса. Можете тащить в избу.
– Ладно. Как закончишь – приходи. – ответил ему Родион, и повернулся к Ваньке – Эй Ванька! Хватай бадью, да пошли в избу! Жрать охота!
Ванька, подхватил трёхпудовую бадью как пушинку, и первым пошёл в избу. За ним двинулись Родион и Сысой.
Егор так и не появился. Маруся, хлопотавшая в избе, оглядев вошедших, первым делом как раз про него и спросила:
– А где Егор?
– Кто его знает, по лесу наверно где-то бродит. – пробурчал Родион – Ничего, есть захочет – придёт. Дай нам поесть, Маруся!
Ванька, между тем – водрузил бадью на стол, и сразу же взял себе здоровенный кусок конины. Остальные уселись за стол, и тоже взяли по куску. Немного погодя – зашёл и Селиван. Маруся, между тем, вытаскивала из печи чугунки. По числу едоков она поставила на стол четыре чугунка. В чугунках была пшённая каша.
Едоки тут же схватили деревянные ложки, и стали черпать кашу из своих чугунков, заедая мясом. Маруся, между тем, поставила на стол каравай недавно испечённого хлеба, а потом поставила ещё один чугунок. В пятом чугунке была вода, которая от жара печи превращалась в кипяток. Кипяток черпали из чугунка деревянными ковшами, ждали, пока чуть остынет, и запивали свою нехитрую трапезу. Так как и хмельное, и мёд, и даже квас – появлялись у разбойников крайне редко, и были, по большому счёту – на вес золота, то обычно с утра до вечера пили они либо студёную ключевую воду из ручья, либо ту же воду, доведённую до кипения.
В избе стояла почти полная тишина. Ели молча и жадно, откусывая большие куски мяса и хлеба, заедая их пшённой кашей, и запивая кипятком.
Наконец все наелись, животы были набиты до отказа. Пора было спать. Родион полез на печь, и повалился на лежанку, Сысой лёг на лавку, Селиван – на топчан, а Ванька – на другой огромный топчан, который сам же для себя и сделал – ибо ни на лавке, ни на сундуке он не помещался.
Маруся, между тем поела сама, убрала со стола, помыла чугунки, подбросила дров в печку. После чего, она полезла на лежанку к Родиону, и легла рядом с ним. Через несколько минут – в избе уже все крепко спали.
А Егор так и не появился.
III
Ванька с самых малых лет, выделялся среди прочих детей в своей деревне. Уже тогда было видно, что Ванька был на порядок выше, шире в плечах и сильнее своих сверстников.
– Ишь, какой богатырь растёт! – говорили его односельчане. – Вот вырастет – будет защитник и крепкая опора родителям!
Но всё получилось ровно наоборот. Впрочем, поначалу – у Ваньки всё выходило довольно неплохо, и уже в десять лет он мог пахать поле и косить траву – наравне со взрослыми мужиками.
Но время шло – сила его прибывала,
Именно тогда-то всё и началось – все быстро заметили, что Ваньке нельзя поручить никакую работу. Пошлёшь его копать – плуг в землю на два аршина вгонит, косу дашь – сразу черенок сломает, топор дашь дрова колоть – тоже сломает. Делал это Ванька не нарочно, а случайно. Просто для него деревянный черенок – был всё равно, что для других людей тонкий прутик, который можно играючи сломать двумя пальцами. Рассчитывать свою силу, Ванька, конечно, мог – но он об этом попросту забывал.
Постепенно недовольство односельчан росло – от Ваньки было больше вреда, чем пользы. В деревне его называли «детина в три аршина» (хотя на самом деле Ванька был ростом выше, чем три аршина), а позже, дали обидное прозвище – «непутёвый».
Разумеется, что долго это продолжаться не могло. И однажды на деревенском сходе, Ваньку было решено спровадить из деревни.
«Пусть в Новгород идёт, его чай в дружину с его силой возьмут. – говорили ванькиному отцу односельчане. С его силёнками – он в войске больше пользы принесёт, а для деревни его сила – слишком велика. А у тебя ещё сыновья есть, они тебе в старости и помогут».
Некоторые даже успокаивали его отца, суля Ваньке большое будущее – «В Новгород Ваньку, отправляй, не думай. С его силищей – он в дружине многого добьётся. Авось – у князя на хорошем счету будет, почестей княжеских силой своей заслужит. Глядишь – про Ваньку твово, как нового богатыря – по всей Руси-матушке слава пойдёт, будут былины про него, как про Илью Муромца слагать!».
Отец Ваньки, не осмелился идти поперёк деревенского схода. Да и что говорить – слава нового богатыря, которую сулили Ваньке односельчане – запала ему в голову. Поэтому на следующий день, он подошёл к Ваньке и сказал:
– Ну, Ванюша – будет тебе, хлеб наш задарма есть. А потому – уходи из деревни. Вот тебе сухари, пшена на дорогу – и ступай. Иди прямиком в Новгород, да князю в ноги упади – авось в дружину возьмёт тебя. Ступай с Богом!
Если бы Ванька упёрся, и захотел остаться – то, разумеется, никакая сила не смогла бы заставить его покинуть этот дом, ибо не было такой силы в деревне. Впрочем, очень может быть, что останься Ванька – его бы попросту зарезали ночью односельчане.
Однако, услышав это, Ванька настолько растерялся, что и не знал, что сказать. Он долго смотрел на отца, а потом выдавил из себя:
– Да как же это так, тятя?
– Ступай-ступай, Ванюша. – мягко увещевал его отец – Не будет тебе счастья в нашей деревне. Ступай, авось на чужой сторонушке счастье своё найдёшь.
Ну что тут поделаешь – взял Ванька котомку, да пошёл.
Куда идти он не очень-то себе представлял, так как из деревни – по сути, никогда никуда не уходил. Шёл себе и шёл, куда глаза глядят. Ванька хотел было и в самом деле податься в Новгород, но в какой стороне Новгород находится – он не знал. Хотел было спросить у встречных, куда идти, но навстречу ему никто не шёл. Поэтому неудивительно, что пошёл Ванька, конечно же – в другую сторону, и идя по дороге не приближался к Новгороду – а удалялся от него, всё дальше углубляясь в лесную чащу.