Лики Богов
Шрифт:
Размеренный цокот заставил Бера обернуться. Посмотрев на нежный лик сестры, улыбнулся, ликуя в душе от того, что она была жива и невредима. Умила мысленно восславила Перуна, как вдруг чья-то незримая холодная рука легла на плечо, предупреждая об опасности. Переведя взор от брата к рваной кромке леса, омуженка оторопела – два десятка пеших османских воинов выходили из-за стройных рядов деревьев, лучники уже вынимали из тулов стрелы, некоторые ратники садились на коней павших соратников и ждали команды.
– Запрыгивай, – пролепетала Умила, – бежим.
– Мы не должны их к Кырыму подпустить, – возмутился Волот.
– Запрыгивай, сказала, – прошипела сестра, вынимая стрелу и приподнимаясь на стремени. – Поводья держи, на ходу придумаем как
Бер не стал спорить, спрятал мечи в ножны, одним прыжком взлетел на спину скакуна и, схватив поводья, погнал его прочь. Умила, опираясь на плечо брата, стреляла в лучников, увеличивая шансы на спасение.
***
Робкой лучиной вспыхнула утренняя зорька, бросив скудный свет на чёрные головы деревьев, скользнув золотисто-красной дымкой по холодной коже скал, защекотав тонкими пальчиками морскую пучину. Не было слышно щебета пташек и жужжания шмелей, природа ещё дремала, лениво потягиваясь под тёплым взором восходящего Ярилы. На небольшой поляне, вблизи густого леса расположился лагерь осман. Они ждали подкрепления в составе двух отрядов – пехоты и конницы – чтобы, поднявшись по горному склону, присоединиться к основным силам, осаждающим крепость. Серые шатры грязными шапками лежали на покрытой травяным бархатом земле, давно остывший котелок нависал над прогоревшими углями.
Плотная ткань, заслонявшая вход в шатёр, повинуясь прерывистому движению, отлетела в сторону, явив смоляную голову. Воин, зевнув, провёл рукой по лицу, отгоняя сон. Гонимый нуждой, пошатываясь, он побрёл в сторону леса, отдаляясь от лагеря. Решив не уходить далеко, османец остановился, развязал пояс, спустил штаны. Расслабившись, посмотрел на сизые кроны деревьев. Игривые лучи солнца, соскользнув с острых пиков сосен на купала дубов, разбились об укрытую тенью почву. От этой тьмы отделились силуэты – наверное, утреннее наваждение, шутка не до конца пробудившегося разума. Но силуэты проступали всё отчётливей, тёплые искры небесного светила, отразившись от стальных шлемов, рассыпались мелким бисером по кольцам кольчуг.
Воин, набрав воздуха, закричал соратникам, что надвигается беда и кинулся к шатрам, попутно завязывая штаны. С тихим свистом стрела вонзилась в его шею, заставив голос навсегда остаться глубоко в груди. Османы, выскакивая из шатров, обнажали оружие, всматривались в приближающийся к лагерю отряд тархтар. Леденящий страх навис над поляной, ярость безумием ударила в виски; тюрки, сорвавшись с мест, приближались к недругам, чувствуя, как Смерть раскрывает свои объятия. Её чёрные локоны воплощались стрелами, что летели отовсюду, вонзаясь в тела и забирая жизни, её смех вибрировал звоном мечей, заглушая стоны раненых, её слёзы щедро поили землю густым багрянцем пролитой крови.
Османская сталь глухо ударилась о щит, Баровит, провернув в руке меч, опустил его на соперника. Черноглазый, выставив саблю перед собой, остановил вражеский клинок. Баровит ногой поразил его живот, атаковал вновь. Противник увернулся, захрипел и бросился на Зорьку. Оттолкнув его щитом, провернув меч, витязь выбил саблю из рук османца. Соперник, рухнув на землю, выхватил из-за голенища нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть.
Османский воин, видя смерть соратника, с криком понёсся на Баровита, размахивая цепью. Груз ударился о вовремя выставленный щит, отозвавшись в плотном барьере мелкой дрожью. Зорька припал к земле, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно ловили горячую кровь, угасающий взгляд впивался в глаза витязя. Зорька, не пожелав созерцать поцелуй Мары, последовал дальше.
Радмила мелькала за широкими спинами дружинников, укрывавших её от османских стрельцов щитами. Тонкие пальцы скользили по оперению, сильные руки натягивали тугую тетиву, и свирепая Смерть жадно впивалась в цель. Пятеро осман с криками бросились на дружинников, заставив расступиться и позволить подойти к их «ястребу» ближе. Тюрок хищно оскалился, окинув взглядом Радмилу. Оценив её вооружение в виде одного только лука, он провернул в руке меч, и, предвкушая лёгкую победу, ринулся на девушку. Радмила, ловко уклонившись от атаки, с размаха выбила противнику концом плеча лука челюсть. Выхватив из тула стрелу, выпустила её в очередного соперника. Хрипящий османец, сжимая рукой челюсть, вновь выбросил в лучницу клинок, но девушка припала к земле, ощутив дыхание стали над головой, и вонзила сжатую в ладони стрелу в ногу мечника. Воин закричал, машинально хватаясь за рану. Радмила вскочила, накинула на его шею лук, натянула тетиву и отпустила её. Прочная струна впилась в мягкие ткани человеческой плоти, рассекая их, высвобождая поток алой крови. Девушка отправила лук в налучье, выхватила из ножен сакс и ринулась в кипящий бой.
Тархтары калечили тела захватчиков, разоряя их лагерь. Эхо разносило звон стали и стоны раненых по всей округе. Османы с надеждой всматривались в лесную толщу, ожидая подкрепление, но его не было. Славяне не знали пощады, быстрота и ловкость их атак не оставляли чужакам шансов. Чёрные птицы парили над полем битвы, венчая царящий ужас незримым нимбом. Запах крови заставлял их опускаться всё ниже, суля скорую трапезу.
Баровит вытер меч о траву, окинул взором соратников, перевёл взгляд на густую чащу. Он должен продвигаться к Демиру, но сердце было неспокойно и тянуло в шуршащую лесную бездну. На мгновение ему померещилось, что крона раскидистого дуба приобрела черты человеческого лика. Закрыв глаза, Зорька вслушался в шёпот окружающего мира. Бесплотный хлад опустился на плечо витязя, сковывая пульсирующую плоть, высоченный воин, сверкая бронёй*, возник в сознании. Аким, поглаживая длинную бороду, пристально смотрел на Баровита.
«Ты нужен им», – пронеслось в голове Зорьки.
– Все быстро в лес, к Демировичам, – скомандовал старший дружинник, стремительно направляясь к чаще.
– Мы должны к батыю пробиваться, – возмутился Бус.
– У батыя да Велибора дружина немалая, а Умила с Волотом вдвоём против отряда, – отрезал витязь.
– Шибче топай, – прошипела Радмила, прищурив огненные глаза, и кинулась вслед за Баровитом.
***
Узкой летной тянулась из леса к городу вытоптанная тропка, по которой грибники частенько бродили в поисках даров Тары. Птицы несмело запевали песни, радуясь тёплым прикосновениям Ярилы, шёпоту листвы. Глухой стук копыт и тяжёлое дыхание коня разрушили воцарившуюся безмятежность. Могучий всадник погонял скакуна, выжимая из жилистого тела все силы. Его спутница, стоя в стремени, отстреливалась от преследователей.
– Давай в окружную вернёмся на поляну, – предложил Волот.
– Вернёмся туда, откуда бежали? – ухмыльнулась Умила. – Вдвоём на отряд?
– Вряд ли они сидят там да нас поджидают, – рассуждал брат, – небось уж к Кырыму пошли. К тому же, часть за нами ушла.
– Ага, – кивнула омуженка, выпуская очередную стрелу, – токмо убила я лишь троих, ещё двое за нами скачут. Зажмёмся между молотом да наковальней.
–Так ты старайся, стреляй лучше, чтоб не зажали нас, – фыркнул витязь, уводя коня с тропы.
__________________________________________________________________
броня* – доспехи воина, состоящие из кольчуги, панциря (ламеллярный доспех) и шлема.
Умила лишь закатила глаза в ответ, упёрлась бедром в плечо брата и выпустила стрелу в шею настигающего их скакуна. Конь, пронзительно заржав, повалился на бок, ломая седоку кости. Оставался лишь один преследователь. Он мчался беглецам наперерез, прижимаясь к лошадиной спине и закрываясь щитом от стрел тархтарки. Обнажив саблю, османец стремительно приближался к ним. Умила вложила стрелу в лук и ждала. Кони мчались навстречу друг другу, крепкая рука занесла клинок – взору омуженки предстала открывшаяся подмышка и часть груди. Длинные пальцы разжали хватку, и Смерть молнией вонзилась в незащищённый участок тела. Теперь Демировичам оставалось догнать остальных.