Лики Богов
Шрифт:
– Я разобью осман, что у стен крепостных осели, да выйду к вам, – сказал Баровит. – Дождитесь меня да не полягте там.
Брат с сестрой закатили глаза, Умила, не сдержавшись, показала Зорьке язык.
– Ну, а мы с Велибором Касимовичем в одно время с разных сторон ударим, – ухмыльнулся батый.
– Понятно, – кивнули витязи.
– Постой, Вещий, – фыркнул Велибор, уставившись на друга, – я высоко ценю твоих чад, да вдвоём супротив тридцати осман, а то боле – это слишком уже. Пущай Ждан с ними идёт али Злат.
– Не впервой, – пробасил Демир.
– Так, Волот… – начал Велибор, но ни Волота, ни Умилы уже не было. – Где ж они?
– Указ
Духи рода
Иссиня-чёрная бездна затягивала всё сущее, скрыв серебряное зеркало луны за пеленой слоистых облаков. Мир канул во мрак, вбирающий жизненные силы природы, поглощающий все её краски. Сгущающаяся тьма грозилась хлынуть бурей, затопить круглое блюдце поляны, если бы не высокие столбы пламени, рвущиеся в самое небо, трещащие настойчивым гласом, доносящимся до Богов. Тонкие языки, извиваясь и буйствуя, озаряли кромку спящего леса. Два чёрных силуэта – мужской и женский – стояли напротив дрожащего огня, взывая к Перуну, прося защиты у своего рода.
– Перун, землю сотрясающий, зорко смотрящий за помыслами нашими, дающий отвагу да силы защищать род свой. Слава Тебе! Приди да встань камнем на защиту мою. Тебе жизнь вверяю! – гремел бархатистый голос витязя.
Умила приблизилась к костру, развернув белое полотенце, достала посыпанные солью ломти хлеба и бросила их в огонь. Пламя жадно накинулось на подношение, уничтожая его первозданный вид. Открыв флягу, омуженка вылила на землю квас. Раскалённая огнём почва впитала напиток, наполнив воздух запахом пряностей и мёда. Умила, положив перед костром два ножа, отошла от пылающего столба.
Костлявые пальцы молний разодрали густой мрак, высвобождая светлый лик Дивии. Раскат грома пронёсся над пиками лесных великанов, распугав дремлющих птиц, возвестив витязей о том, что услышал их Громовержец. Улыбнувшись, Волот вытянул из ножен меч, Умила обнажила саблю. Брат с сестрой синхронно вонзили в землю оружие. Стальные зеркала отразили огненные знаки, преломляющиеся на рёбрах клинков. Неустанно меняясь, они воплощали собой строки древнего заклятья.
– К предкам взываем, услышьте нас, родичи! Придите к нам, заклинаем вас! – зазвучали голоса витязей.
Скользнув подушечками пальцев по лезвию сабли, Умила протянула руку к беснующемуся пламени. Капельки крови, срываясь с рассечённой кожи, застучали по охваченной жаром земле.
– Кровь к крови, – произнесла омуженка.
Широкая ладонь брата легла поверх тонкой кисти, его кровь побежала по её пальцам.
– Плоть к плоти, – продолжил Волот, – дух к духу.
– Един род великий, кровью связанный, Макошью вытканный, – всматриваясь в пламя, говорила Умила, – восстань! В сердцах наших возродись, силой плоть напитай! Услышьте нас!
Ветер стих, время застыло. Казалось, беснующееся пламя перестало греть руки. Колкий хлад обвил щиколотки, змеями пополз по спинам.
– Мы слышим вас, – зашептали голоса.
– Пора, – сказал Волот, взглянув на сестру.
Серые глаза одарили теплом, широкая кисть убрала с нежной щеки выбившуюся золотистую прядь. Волот выпустил ладонь сестры, отчего холод окутал кровоточащие пальцы. Всмотревшись в тонкий порез, витязь закрыл глаза, вслушался в стук своего сердца, пульс крови. Через несколько минут порезы перестали кровить, запечатавшись багряными тромбами. Открыв глаза, Волот вновь взглянул на сестру – она заговаривала кровь, запечатывая рассечённую кожу.
– На меня их выводи, Умила.
– Я разделю отряд, – заявила омуженка, – возьму на себя скольких смогу да к тебе ворочусь. Будь осторожен, родимый.
Волот поцеловал сестру в лоб, протянул шлем, но златовласая его отвергла.
– Неудобно в нём по деревьям прыгать, мешает.
Закатив глаза, Бер положил шлем перед костром. Умила вложила саблю в закреплённые на боку ножны, на втором боку закрепила тул со стрелами, через плечо перекинула налучье. Подняв щит, подала его брату. Волот, щелкнув ножнами, принял щит, одев его на спину.
– Ступай, Умилушка, токмо себя береги да не лезь на рожон, – сказал воин.
– Ты тоже, – омуженка ухмыльнулась, понимая, что брат её совету следовать не станет. Звякнув кольчугами, поцеловала его в щёку, напоследок взглянув в родные глаза.
Неслышной поступью Умила направилась к лесной чаще. Обернувшись, улыбнулась брату и канула в шелестящей бездне. Полупрозрачный женский силуэт возник за плечами Волота, тончайшие иголочки инея извилистым узором расползлись по траве. Невесомая рука легла на блестящие металлические кольца.
– Мы не сможем помочь обоим разом, коли разойдётесь, – сказала Родослава.
– Помогите сестре, – ответил Бер, надев шлем.
Стройный стан взвился белёсым дымом, сросся с клубящимся облаком душ рода, длинным шлейфом потянулся в след за Умилой, оставив витязя одного возле беснующегося пламени высоких костров. Волоту оставалось только ждать, а ждать он умел.
***
Небо медленно сбрасывало с покатых плеч плотную тёмно-синюю шаль, готовясь принять в распростёртые объятия светлоокого Бога. Спящий мир не спешил вырываться из убаюкивающих чар Дрёмы, наслаждаясь последними часами приятной неги. Вековые деревья сплетёнными ветвями удерживали ночной мрак во власти леса. По узким тропам степенно двигались воины, чинно восседая на грациозных скакунах. Всадники всматривались в призрачные тени, вслушивались в звенящую тишину древнего леса. Было слишком тихо. Всё живое кануло в бездонном чреве тьмы, не смея шелохнуться. Даже тонкие резные листья боялись покачнуться в лёгком дыхании ветра. Да и где этот ветер? Ничего не было, лишь густая тень и ночная мгла. Казалось, в лесу сновала нечисть. Вот она мелькнула за широким дубом или зацепилась за иголки сосны, а, может, притаилась за колким кружевом можжевельника?
Дымка стелилась по влажной земле, укрытой вязью корней и бархатом трав. Она сгущалась, поднималась выше. Холод становился всё свирепей, вонзая зубы в конские бока и ноги воинов. Утробный женский смех разрушил мёртвую тишину, рассыпался бесовскими нотами, эхом пронёсся во влажном воздухе. Кони, фырча, заплясали под седоками, предчувствуя недоброе. Страх, материализовавшись стрелой, вонзился в горло османца, вырвав сдавленный хрип. Воины стали всматриваться в густые кроны – ничего. Эхо подхватило взволнованное ржание жеребцов, смешав его с несущимися со всех сторон скрипами. Стрелы, вырываясь из мрака, настигали незащищённые участки тел. Османы замертво падали на причмокивающую землю, кони топтали поверженных, пытались свергнуть живых. Командир, гаркнув, велел подопечным перейти на галоп и помчался прочь по узкой едва различимой в темноте тропке. Прижавшись к спинам скакунов, всадники ринулись за предводителем. Один из освободившихся от ноши коней замер на месте, всматриваясь в царящий сумрак. Тень, соскользнув с ветви, опустилась на его спину, тонкие пальцы сжали поводья, нежный тихий голос приказал животному следовать за беглецами.