Ликующий джинн
Шрифт:
– И я пока не врубился... Но... у меня уже будет, чем манипулировать, когда моя бедная голова придет в порядок. Чем жонглировать. Молстар, снолуч. Снолуч - молстар - снолуч... Но кого старить, кого омолаживать? Кого укладывать в сон - вот в чем вопрос! Братков? Какой смысл? Шефа? Если его омолодить - он только порадуется этому. Если состарить - он может умереть. Да и где его найти?..
Кубик помолчал.
– Какая-то острая мысль насчет этой ситуации, конечно, существует в природе, в Космосе, говорят, или в Информационном поле, которое окружает нашу планету, но в мою проспиртованную голову она не приходит... Ты минута как из школы?
– Еще даже не разделся.
– Давай раздевайся и обедай. Дома один?
– Один.
– Питя не показывался?
– Ох, если бы!
– Вот кто решил бы нашу задачу в одну минуту! Молстар - снолуч - снолуч - молстар...
– зачем-то повторил Кубик.
Оба вспомнили Питю и оба помолчали.
– Обедай, - повторил художник и положил трубку.
Чтобы обрисовать сегодняшнее настроение Славика, нужно было бы произнести слова старой доброй игры: "Теплее... Теплее...". И где-то неподалеку, чувствовал он - может быть совсем близко, под подушкой, например, - находилось "Горячо!". Решение их задачи спрятано где-то неподалеку.
Обедал Славик, сидя перед компьютером. Он придвинул к дивану напротив монитора низенький кофейный столик, расставил на нем тарелки и ел, не сводя глаз с экрана. Будь он на месте Пити, давно бы показался на сайте.
Шеф
Человеческих мыслей не может пока что считать с мозга ни один прибор. Самые хитроумные из приборов регистрируют электрическую активность мозга, решающего заданную экспериментатором задачу, всяческие импульсы, альфа-ритмы, еще что-то... но вот мыслей, повторим, не читает еще ни одна аппаратура, будь она величиной хоть с комнату, хоть с дом. Мысли - удивительнейшее изобретение природы, их можно даже назвать причудливыми цветами мозга-клумбы - скрыты за стенками черепа. Они возникают, расцветают, множатся, мелькают, вспугнуто разбегаются, рассыпаются, развиваются, растут в длину и в ширину, продвигаются все дальше и дальше в толще серого вещества мозга, которое отвечает за мышление, или гаснут на полпути, или, не в силах преодолеть препятствия, садятся передохнуть, а то и возвращаются назад...
Мысли до сих пор пользуются тайной неприкосновенности.
Мы совершенно не знаем, о чем думает человек, которому мы что-то говорим или рассказываем. Не знаем, что творится за его лбом; мы смотрим на его его лицо - оно улыбается, глаза внимательны, сама голова то и дело кивает... но что думает о нас этот человек, мы, может быть, не узнаем никогда.
Не узнаем, но, бывает, частично догадываемся - по случайным словам или фразам либо же по тому выражению лица, которое как-то пропустит мимо своего контроля наш собеседник.
Шеф (мы описали его чуть раньше) сидел в своей гостиной, служившей одновременно комнатой-музеем для коллекции морских раковин, курил сигарету и молчал. Он был неподвижен, если не считать редких движений его руки с сигаретой. Правда, над его крупной головой с коротким по-армейски ежиком седых волос время от времени поднимались клубы табачного дыма. Человек, хорошо знающий сидящего в кресле, мог бы уверенно сравнить их с... клубами дыма от разрывов снарядов на поле битвы. Потому что молчание шефа и его неподвижность говорили как раз о том, что внутри его черепа, на обоих полушариях мозга, идет сражение. Там движутся войска, там слышится пальба, рвутся бомбы и снаряды, там однорукий военный с седыми висками, видными из-под фуражки, отдает в своем штабе короткие распоряжения, и офицеры, получив их, рубнув рукой воздух у козырька, тут же исчезают...
Шеф был неподвижен, он молчал, и мыслей его никто-никто не знал - не знал ни их направлений, ни как далеко они заходят, каких пределов или, может, запределов достигают...
Вот он шевельнулся, стряхнул в пепельницу на столике красного дерева серую колбаску пепла с сигареты, позвал:
– Борис!
В комнату-музей немедленно вошел небольшого роста мужчина, с черными волосами, но с седыми уже висками, одетый в серый, ладно, как мундир, сидящий на нем костюм.
– Вот что.
– Первые слова простучали, как кончик карандаша по столешнице.
– Вот что, Боря...
– чуть снизил шеф жесткость голоса.
– Мы, кажется, не используем тех возможностей, что предоставил нам Его Величество Случай. Нужно, - он поднял блеклые, в красных прожилках (еще одно доказательство, что шеф в данный момент воюет), глаза на подчиненного, - нужно узнать, что за молодой человек в кожаной куртке и красной рубашке приходит к пацану и встречается с ним.. Раз. Два: узнать, что все-таки говорят соседи об исчезновении мальчишки неизвестно куда на две недели. Соседи иногда знают очень много... Есть и третье. Не скрывается ли за скромным названием фирмы, где работает старший Стрельцов, что-то другое, какой-то исследовательский центрик? В общем, мне нужны ее связи.
– Понимаешь, Боря, - опять потеплев голосом, сказал он, - тот приборчик, что попал к нам в руки, очень уж странен. Наши ребята не рискуют даже в него забраться: там, они говорят, неизвестный источник питания, неизвестный преобразователь и неизвестное поле или луч, что делают объект невидимым. Там, понимаешь, все неизвестное! Кто до этого додумался?! Кто на нашей планете, полной сюрпризов?
– Мои сегодняшние заботы вот какие, - продолжал он, - на сколько хватит той "батарейки" в приборе? Вдруг она откажет в самый ответственный момент, и мы предстанем перед честным народом во всей своей красе? Или, точнее, как облупленные? С мешком, понимаешь, денег на плече?..
Вот только часть моих вопросов. А всего их - не счесть. Но тебе и этих достаточно. Работай. Иди, Боря...
Человек в сером костюме кивнул и, не сказав в свою очередь ничего, вышел. Видно, он привык понимать шефа с полуслова и подчиняться по-военному. Шеф же встал, подошел к шкафу, чьи три полки были наполнены бело-розовыми раковинами, и стал осматривать их, хотя по его виду было понятно, что раковины сейчас интересуют его меньше всего. И дальнейших его мыслей снова никто-никто не знал.
СНОВА ПИТЯ!
– Давайте, давайте!
– командовал Питя.
– Вот я., а Славик не так уж далеко от нас. Он ждет, я знаю. Давайте!
Питя был в лаборатории ученых, где уже в который уже раз пытались связать Кукурбиту с Землей. Расстояние от Кукурбиты до Земли было огромно, но проницаемо для радиосигналов. Дело, однако, пока не ладилось, и Питя сердился и подгонял троих ученых, напряженно сидящих перед экранами сложной аппаратуры.
– Ну что же вы! Давайте, давайте!
Ксей, старший здесь по возрасту, специалист по связям с другими планетами, тоже наконец расердился:
– Земля прямо-таки надела на себя шлем - из болтовни! Там болтают все: политики, священники, актеры, спортсмены, женщины, мужчины, подростки.Только дети там все еще смотрят в свои телевизоры и помалкивают... Там, - он потряс головой, - отовсюду несется музыка (сплошные барабаны), песни, выкрики, которые сейчас заменяют землянам песни, просто крики, споры, молитвы, плач, пальба из всех видов оружия - но больше всего пустых разговоров. Обо всем и на двухстах языках - представляете?
– Ксей сделал паузу и обвел слушавших его чуть вытаращенными (это его примета) глазами.