Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книга 1, Книга 2, Книга 3. Самая полная версия
Шрифт:
У меня был надёжный тыл, пока я ощущал себя в семье – тёплый и негаснущий очаг, никогда не встречающий меня претензиями или поучениями. Всё, о чём я мог подумать или чего-то пожелать, появлялось до того, как я успевал об этом помыслить. Высокая стройная брюнетка с большими глазами, преданная, терпеливо любящая, без суеты, никуда не спешащая и уверенная в том, что всё получится и успеется – идеальный характер идеальной жены, которая может осчастливить любого. Возможно, так и было бы, останься я на службе. Но сегодня, в 1994 году, «поджариваясь на вертеле», причём сам же его и вращая в быстротекущей жизни, меня вдруг увлёк огонь – не своей молодой кровью, а может быть, теми вспышками, темперамента обжигающего характера, которые прожигали кожу, глаза и все нервные окончания не то что прикосновением, но даже взглядом. Эти женщины были чем-то похожи: своей необузданной и в то же время контролируемой внутренней силой и духом противоречия,
Идеальный вариант – пропасть, оставив первой всё, что имею, а второй – ничего, кроме воспоминаний, пока ещё не задолжал. Так было проще добиться желаемого и стать для начала неуязвимым, а затем исчезнуть для всех вообще, включая всех родственников и «профсоюз».
Но, оказавшись слабым, я всё же предпочёл делать болезненный и долгий выбор, очевидно, оставивший глубокие раны всем троим. Супруга не знала о стороннем чувстве, но могла догадываться. Вторая – «ангел, забытый на земле», знала, что семью я никогда не оставлю. Я же не имел понятия ни о себе, ни о нас, ни вообще о чём-либо в завтрашнем дне, так как ежедневно просыпался мало того, что один, так ещё с одной и той же мыслью – сегодняшний день вполне может стать последним.
Так шли недели, месяцы, годы, редкие встречи с женой, всё более учащающиеся с «ангелом», но большей частью – с поездками по Москве или якобы просто стоянием на какой-либо улице. Она не замечала никого, кроме меня, не задавала лишних вопросов и не требовала большего. Чтобы хоть что-то объяснить или предупредить её вопросы, я придумал очередную из легенд о своей работе – инспекция ЧОПов и их работы, входящих в огромную сеть, находящуюся под управлением большой корпорации. А я, так сказать, инспектор и консультант, по ряду вопросов безопасности клиентов этих агентств и проверки профпригодности их сотрудников. Думаю, такая расплывчатая формулировка и сейчас многих бы устроила, тем более иногда подтвержденная попадавшейся дома техникой, большим количеством литературы, телефонных распечаток, прослушивание телефонных переговоров, и всё это с мотивировкой, вполне дополняющей ореол впечатления бывшего работника спецслужб, только создавало впечатление некриминальности сферы занятости.
Но проблема была, и обойти её было очень сложно, так как заключалась она в расставленных капканах и ловушках собственной ложью. Если контролировать сказанное днём раньше просто, то через месяц, скорее всего, это забудется, но лишь говорившим, а никак не слышавшим. Это не касалось основного потока информации, но вот мелочи, которые порой приходилось выдумывать на ходу и красочно описывать, как раз и всплывали изредка, словно подножка в темноте. Но моя непогрешимость в её глазах скрашивала и это. Именно этого я и старался избежать, предпочитая углубляться в философствования, фантазию и историю, да во что угодно. Беседа двух влюблённых, как ручеёк вытекает и втекает из уст в уста, периодически сокращая расстояние до поцелуя. Это общение стало основным, и совершенно не важно, где оно происходило. Разумеется, как и у всех, у кого подошёл подобный период жизни. То пространство, будь оно салоном автомобиля, номером отеля или снимаемой мной квартирой, принимали в своё лоно двух, возможно, отчаявшихся по своим разным причинам людей, женщину и мужчину, но, к сожалению, не чаще раза в неделю, пока вдруг на горизонте не замаячил Киев с необходимостью разрыва отношений и появившейся возможностью освободиться раз и навсегда от короткого поводка, который держал Григорий.
Я чувствовал ветер перемен, медленно усиливающийся, особенно после освобождения Гусятинского, который провёл несколько месяцев за решёткой.
Потихоньку я начал разбираться в окружающем меня хаосе и обратил внимание на стройность его порядка – ведь именно хаосом создаются самые великие не только произведения, но и масштабные вещи, от инфраструктур, до вселенной. Таковым они кажутся из-за непонимания рациональности порядка вещей, правил и формул, по которым они создаются. Причём существует особенность того, что даже обладание знанием не гарантирует удачи в упорядочивании хаотического движения, и даже рассмотревший его во всех подробностях и, казалось бы, всё понявший, не в состоянии его описать. Выход один – самому стать хаосом, но путь труден и непонятен, как и приобретение любого опыта, и так же сложен, как попытка им воспользоваться. Тяжело, но возможно разглядеть в суете человеческой жизни, даже в границах одного часа, стройную линию, ведущую к цели. Тем сложнее это сделать, если промежуток времени гораздо больший: ничего не сложится в строгий план или схему, потому что идущий (а идущий обязательно дойдёт) – живой человек, и сам мир внутреннего хаоса, является незаметной и моментально сгорающей частичкой в огромном безконечии.
На Рублевке
«Может быть, все беды из-за того, что люди не просто не слышат друг друга, а в том, что они не желают этого делать!»
Лето, начавшееся в Жуковке, несколько напрягало своими всплывающими неожиданностями. То эта засада в квартире на Ленинском, то «безумный запорожец», потерявший управление и ударивший бампером в переднюю часть переднего левого колеса, направил мою очередную «Ниву» прямиком в находящийся в 15-ти метрах по ходу движения столб, на скорости 90 км/ч… Кстати, до сих пор не могу отделаться от впечатления «нарошности» проведённого кем-то в жизнь плана. Эту маленькую машинку, почему-то со швеллером вместо бампера, я нашёл через час, совсем невдалеке от места аварии, брошенной, а вот хозяина – никогда. Вопрос так и остался открытым. То вдруг арест человека, нёсшего мне эксклюзивный снайперский комплекс с интегрированным глушителем и очень интересным патроном, за 15 минут до нашей встречи, правда, он не знал, с кем должен встречаться и что несёт. В конце концов, я так и не получил ответа о том, нахожусь ли в розыске, и о закрытии или выделении дела в отдельное делопроизводство двухлетней давности. Оно якобы, по словам Григория, постоянно, по каким-то причинам возбуждалось – всё это нервировало, пока не разорвалось, как бомба, арестом всех проживающих с Гусятинским на даче.
К этому времени мне казалось, что он начал усиленно пытаться стать официальным человеком. Иногда, когда днём или утром он подвозил меня со своей арендованной фазенды или, наоборот, забирал по пути домой, чтобы что-либо обсудить в более комфортных для него условиях, по дороге мы заезжали или останавливались у больших и дорогих особняков, лица хозяев которых я видел хоть и редко, но зато узнавал некоторых из них по телевизионной или печатной известности. Разумеется, кратких разговоров я не слышал, но папки с документами, которыми менялись, или увесистые пакеты, которые оставались в руках последних, говорили о многом. Однажды ко мне попал на несколько минут и случайно у меня остался дипломат, который, кстати, волею судеб, впоследствии, по забывчивости «Полпорции» стал добычей силовиков в квартире на Ленинском проспекте, где была организована та самая засада, одна из двух. Я успел скрытно посмотреть (жаль, что не сфотографировать), шапки и грифы, находящихся там документов, захлопнул крышку и даже не стал задавать вопросов, а постарался просто забыть то, что видел.
Сам он иногда рассказывал о поездках и встречах своих и «Сильвестра», из чего складывалось некоторое впечатление «одевания» нашей верхушки в костюмы официоза. Поэтому происшедшее было неожиданно.
Тем не менее, в утренние часы дом со всеми постояльцами был окружён и «атакован». Спецназ перевалился через высокий забор и вломился в двери, перед этим нашпиговав двух здоровенных собак свинцом. В ответ на крики и пальбу в воздух разбуженные жильцы вышвыривали из окон всё, за что можно получить статью. Один из вышвырнутых пистолет-пулеметов «Скорпион» попал на голову оперативнику и стал доказательством не огнестрельного предназначения, а холодно-ударного, что, кстати, чуть было не послужило поводом к возбуждению уголовного дела, но откупились.
Через два дня я слушал рассказ до сих пор не пришедшей в себя жены Гусятинского, подтверждённый в своё время, до мельчайших подробностей, всеми его участниками, попавшими под этот «пресс».
В принципе, всё понятно: главарь группировки вооружён, может оказать сопротивление, причём не он один. Но зачем же бить всех, в том числе и женщин, выпивать весь алкоголь и разбирать всё, что плохо лежало, на сувениры, а всё оставшееся – разбивать, рвать и громить? Напившихся от успеха тошнило, а те, кто был ещё в состоянии говорить, наставляли дуло пистолетов на женщин, которых заставляли убирать за своими товарищами и приносить новые порции пойла и закуски. Первые допросы проходили прямо там же, разумеется, без адвокатов. Малые дети голосили, а матерей к ним поначалу пускали не всегда, и лишь после ответа на вопросы.
Таково было одно из проявлений тогдашней «законности». Оправданное или нет – не мне решать, но разницы между попадавшими под такой «каток» тогда не делали никакой. Это не было противостоянием, ибо таковое представляет адекватное противодействие, но лишь идиот мог позволить себе что-то предпринять против представителей органов, хотя было всякое, и были исключения.
Милиционеров убивать нельзя, тем более, трогать их семьи, я вас уверяю – среди них есть достойные уважения и признательности люди, и не так мало, как кажется на первый взгляд. Даже если их поведение в начале карьеры было подобным, и на совести каждого из них есть что-то, что хотелось бы скрыть, когда-нибудь хотя бы одна спасённая ими жизнь (и не факт, что не ваших ребёнка или жены) перевесит всё остальное.