Лиловый (Ii)
Шрифт:
– - Да, чувствуется, что этому дому много лет, -- признался Леарза.
– - Можешь остаться здесь на несколько дней, как пожелаешь, -- предложил Морвейн. Что-то было в его тоне в тот момент, отчего Леарза вдруг смутился и почувствовал себя виноватым за только что полыхавшую в нем ненависть; что-то... должно быть, Бел тоже понимал, возможно, и лучше самого Леарзы, на что шел, когда вытащил одинокого китаба с гибнущей планеты. Но отчего-то все-таки сделал это. Отчего?..
Беленос проводил своего гостя в одну из комнат на втором этаже, такую же дышащую древностью и уютную, как и все в этом поместье, а потом показывал остальные комнаты: темную
Наконец они вышли прогуляться по старому саду; мощенная плиткой дорожка петляла в траве, но Беленос недолго шагал по ней, углубился в сень деревьев. Леарза следовал за ним, они вдвоем поднялись на небольшой холм, а с другой стороны на его склоне росли кособокие яблони, все в цвету, и их запах был почти что одуряющим. Белые лепестки реяли в воздухе, будто крупные одинокие снежинки.
Леарза был настолько поражен открывшимся видом, что остановился и перестал слушать Морвейна. Тот быстро заметил и обернулся к своему спутнику; на мгновение на каменном лице разведчика промелькнул намек на усмешку.
А может, и показалось.
– - Этим яблоням много лет, но они все еще плодоносят, -- негромко заметил Бел, отворачиваясь и доставая сигарету.
– - Отец посадил их в тот год, когда я отправился на первое свое задание.
– - ...Как разведчик?
– - спросил Леарза, которому эти слова больно напомнили о собственной родине.
– - На какую же планету, не на нашу ли?
– - Нет, -- нехотя будто возразил Морвейн.
– - На Венкатеш.
– - Каин рассказывал мне, -- со сдерживаемым гневом в голосе отозвался китаб.
– - Вы исподтишка наблюдали за тем, как обитатели этой несчастной планеты шли к собственной гибели.
– - Каин не сказал тебе, что много наших разведчиков погибло тогда на Венкатеше?
– - прежним ровным голосом спросил тот.
– - Да, сказал и посмеялся.
Морвейн промолчал, затянулся; кончик его сигареты при этом знакомо уже вспыхнул синеватым.
– - Это не было так уж смешно.
– - Но он посмеялся, -- раздул ноздри Леарза.
– - Скажи, небось вы смеялись и тогда, когда поняли, что Руос тоже ждет гибель?
– - Нет.
– - ...Ах да, ведь к чему лишние эмоции. Молча смотрели, как мы барахтаемся в этом, хотя тысячу раз могли бы намекнуть Острону, или Сунгаю, да хоть мне!.. Но нет, ваш клятый эксперимент не подразумевал
такой
помощи. Вы хотели убедиться в том, что ваш путь более правильный! А тысячи человеческих жизней -- это пустое и ничего не значит!
– - Мы не боги, -- перебил его Морвейн.
– - Но это вы могли сделать! Нет, чертов эксперимент был важнее! Десять лет, целых десять лет вы только наблюдали и выжидали!
– - Да, это был долгий срок, -- негромко произнес Морвейн и снова затянулся.
– - Мы были очень осторожны. Мы боялись, что Венкатеш повторится.
– - Боялись они, -- буркнул Леарза, понемногу сдувшись: вдруг на него будто повеяло холодом,
Морвейн, не говоря ни слова, медленно пошел вниз по склону, скользя черной тенью между усыпанными снегом цветов яблонями; Леарза по инерции потащился следом, хоть уже и не ожидал ответа, да и говорить ему больше не хотелось. Так, в тишине они дошли до самого низа, где холм заканчивался и переходил в ровную лужайку, а яблоневый сад оказался ограничен низеньким забором, сложенным из тех же песчаных камней, местами поросших мхом.
Только там разведчик остановился и наконец оглянулся на Леарзу; выражение его лица в тот момент, кажется, перестало быть столь каменным, и Морвейн как раз будто хотел что-то сказать, но передумал и перевел взгляд куда-то в сторону.
За спиной Леарзы раздался женский голос. Леарза обернулся.
Она стояла на вершине холма, окруженная белоснежными яблонями, и ветерок трепал ее простенькое темно-коричневое платье. Она была похожа на яблоневый дух, с лицом круглым, как яблоко, и немного неловко принялась спускаться по траве, приближаясь к ним, так что ее милые, хоть и слегка неровные черты становились все отчетливее. У нее были вьющиеся каштановые волосы, колыхавшиеся с каждым ее шагом, и фигура взрослой женщины, осязаемая даже на взгляд. Подойдя на расстояние, достаточное, чтоб ее голос донесся до них, она на языке Кеттерле обратилась к ним:
– - Так вот ты куда утащил нашего гостя! А я думала, что вы не приехали.
Тяжелый, мутный разговор последних минут внезапно провалился в никуда. Леарза оглянулся на Бела и к собственному удивлению обнаружил, что тот будто смущен, тем не менее его ровный бас со спокойствием ответил ей:
– - Когда мы приехали, тебя еще не было дома, -- и, переходя на родной язык Леарзы, обернулся к нему: -- Это Волтайр. Она не говорит на твоем языке, но я буду переводчиком, если понадобится.
– - Я уже немного могу говорить по-вашему, -- немного взъерепенился тот. Волтайр рассмеялась: должно быть, акцент чужака показался ей забавным.
– - Я буду говорить медленно, -- пообещала она.
– - Ну, Бел, ты все свои владения показал? Пойдемте пить чай!
И, не дожидаясь их ответа, она почти побежала назад, вверх по холму, к черепичной крыше старого дома. Бел только пробормотал что-то невнятное и пошел следом, вместе с ним и Леарза. Леарзу мучил вопрос, который в присутствии женщины задать он стеснялся, хоть и знал, что она не понимает его родного языка, но, с другой стороны, и говорить в ее присутствии на языке, которого она не понимает, тоже было бы нехорошо.
Так они в нелепом молчании вернулись в дом, где Волтайр первой вошла на кухню и немедленно взялась за хозяйственные дела; Бел кивнул Леарзе на старый широкий стул и опустился сам.
– - Как тебе у нас, нравится?
– - беспечно спросила женщина, оглядываясь на Леарзу. На ее круглом лице образовалась улыбка, от которой будто сразу стало тепло.
– - Да, -- брякнул тот, -- очень.
– - Во всяком случае, больше, чем в Ритире, -- негромко добавил Беленос. На кухне вновь воцарилась неудобная тишина, и Леарза неожиданно даже для себя решил эту тишину развеять, спотыкаясь, принялся на языке Кеттерле, будто упражнение для профессора Квинна, рассказывать, чем он занимается в научном институте и кем он был на своей родной планете.