Линни: Во имя любви
Шрифт:
В другой раз, стоя в тени храма, я увидела толпу людей, которая тащила к поляне, расположенной между двумя храмами, человека, чьи руки и ноги были крепко связаны полосами ткани. Его заставили опуститься на колени и положить голову на большую деревянную плаху.
— Чоор, чоор, — бормотала быстро собирающаяся толпа, и я поняла, что этот человек — вор.
Затем погонщик привел на поляну дрессированного затейливо разукрашенного слона, с колокольчиками, звенящими на массивных ногах животного. Толпа замолчала. По команде погонщика слон занес над головой вора огромную морщинистую ногу. Медленно, почти аккуратно, тяжелая нога опустилась, размозжив череп вора о плаху. Я не могла отвести взгляда.
Там я купила немного бетеля и принялась жевать густую вязкую смесь из специй, листьев и орехов, чтобы успокоить желудок. Я слушала, как сморщенный слепой старик играл на ситаре: его музыка была непривычной для моего слуха, однако не лишенной приятности. Закончив, старик поднял голову к небу, и я увидела слезы, катившиеся по его грязному лицу, в то время как его губы улыбались. Я присела возле него на корточки и вложила в его руку остатки бетеля. Старик взял меня за руку, пробежался пальцами по ладони и запястью и беззубо прошептал благословение. Я вздрогнула от отвращения, и еще от зависти. Да, ему не нужно было ничего, кроме его ситара и тепла солнечных лучей. Он знал свое место в мире и смирился с ним.
Несмотря на то что судьба привела меня в безопасное место — прекрасный дом, где я ни в чем не нуждалась, — временами ко мне возвращалось странное чувство. Что за опустошающая боль терзала меня, обеспеченную и всеми уважаемую мэм-саиб?
Уходя от слепого старика, я ругала себя за эти эгоистичные мысли.
Глава двадцать четвертая
Я беспокоилась о Фейт. Они с Чарлзом были вынуждены переселиться в обветшалый район для внештатных гражданских служащих, мимо которого я не раз проходила. Дом Сноу стоял в самом конце Читпоур-роуд, рядом с такими же приземистыми, на скорую руку построенными бунгало, из стен которых сквозь широкие трещины пробивалась поросль сорняков.
Впервые я зашла к Фейт в самом начале Жаркого сезона. Бунгало оказалось маленьким, но аккуратным, обстановка в отличие от часто посещаемых мною домов на Гарден-Рич, Чоурингхи и Алипур свидетельствовала о том, что Чарлз и Фейт живут в Индии. Все было очень просто, но мило — плетенная из ротанга мебель, медные столики на коротких ножках. Белые стены украшало всего несколько тканых гобеленов, а пол прикрывали циновки из тростника. Несмотря на изменение положения в обществе, поначалу Фейт, кажется, была счастлива в браке с Чарлзом и радовалась возможности заняться обустройством своего собственного дома. В бунгало не было веранды, и дверь открывалась прямо во двор. В безветренную погоду здесь было нечем дышать.
У Фейт было минимальное количество слуг: худенькая робкая девочка лет двенадцати, исполняющая обязанности айи, ее младший брат, отвечающий за всю уборку в доме, и пожилой мужчина, слонявшийся по дому, ничего толком не делая. Повар, дгоби и дарзи у Фейт и у владельцев трех других бунгало были общие.
Шло время, на Калькутту обрушилась изматывающая жара, и Фейт, отвечая на мои записки, в которых я приглашала ее зайти к нам днем или спрашивала разрешения самой ее проведать, начала ограничиваться сожалениями и извинениями, ссылаясь на разнообразные причины, от жары и плохого самочувствия до проблем
У двери меня встретила айя, проводившая меня в крошечную гостиную. Она ушла за Фейт, и я, ожидая ее в комнате и испытывая головокружение от недостатка воздуха, просто не могла не заметить белых муравьев на полу и кислый запах нестираного белья. Повсюду лежал толстый слой пыли. В открытую дверь я увидела гору немытых тарелок и чашек, стоявших на небольшом круглом обеденном столе. Наконец в гостиную вошла Фейт. Она была бледной, а ее одежда — помятой. Прическа Фейт совсем растрепалась.
— Здравствуй, Линни, — сказала Фейт. — Я решила, что если буду лежать совсем без движения, то мне станет прохладнее. Пожалуйста, извини меня за беспорядок в доме. Мы совсем не ждали гостей, сейчас слишком жарко.
— Ну что ты, в такой зной у всех опускаются руки, — ответила я.
Мы сели, и Фейт попросила айю принести мне холодного чая. Вместе с чаем девочка принесла нам печенье на тарелке. От нее сильно пахло топленым маслом, которым она смазывала волосы. Фейт и не взглянула на тарелку, но я заметила, что вид у печенья подозрительный.
Мы попытались завязать беседу, но Фейт казалась смущенной. Давая айе указания для повара, она дважды их меняла. Фейт приказала уборщику выполнить кучу мелких необязательных поручений, в то время как над грязной посудой жужжали мухи. Когда я сообщила, что через полчаса мне придется уйти, Фейт принялась кружить по комнате, выглядывая в окна.
— Фейт, с тобой правда все в порядке? — спросила я.
Я заметила, что она не надела корсет и нижние юбки, из-за чего ее бежевое платье некрасиво обвисло. Под мышками и на спине виднелись пятна от пота. В такую жару я переодевалась не менее четырех раз в день: Малти готовила для меня прохладную ванну и чистую одежду.
Фейт растерянно на меня посмотрела.
— Да. Я тут только что подумала, может, сегодня Чарлз придет домой раньше, чем обычно. Я на это надеюсь. Я не люблю оставаться здесь одна.
— Но ты не одна. В доме есть слуги, а рядом — другие женщины, твои соседки. Ты не ходишь к ним в гости?
Она снова взглянула в окно.
— Я только хотела сказать… Я надеюсь, что Чарлз вернется раньше, чем ты уйдешь. — Фейт подошла ближе. — Это все слуги. Они постоянно за мной наблюдают, и я думаю, что они меня не любят.
— Может, тебе нужно почаще выбираться из дому? — предположила я. — Я знаю, что в такую жару это непросто, но сидеть здесь одной целыми днями тоже никуда не годится.
— Меня не приглашают в те дома, куда ходишь ты, Линни.
— Но я часто хожу с Малти и по другим делам. В «Калькутта Клаб» есть небольшая библиотека.
— Чарлз не является членом клуба.
— Но я могу взять тебя с собой как свою гостью.
— Это все так утомительно, — сказала Фейт.
Когда спустя двадцать минут я собралась уходить, Фейт с рассеянным видом беспокоилась из-за неприбранного стола и из-за того, что Чарлзу может не понравиться обед.
Несмотря на то что некоторые аспекты жизни в Индии вызывали мое недовольство, я многое здесь полюбила. Я провела немало счастливых часов в библиотеке. Мистер Пиндерель, пожилой мужчина, заведовавший библиотекой, скоро начал меня узнавать — думаю, он радовался, когда сюда хоть кто-то приходил. Я посещала библиотеку раз в четыре или пять дней, чтобы обменять книги, и ни разу не встретила здесь ни одного посетителя. Спустя несколько месяцев мистер Пиндерель стал приберегать для меня новые книги, которые привозили на кораблях. Однажды, увидев, как я изучаю переплет прекрасно оформленной книги, мистер Пиндерель нахмурился.