Лишь одна музыка
Шрифт:
— Что еще ты можешь сказать про наше исполнение? — спрашиваю я, чтобы продолжить разговор.
— Ну... Я бы предпочла не видеть имя Гайдн на пюпитре тогда, когда вы играли Моцарта.
— И?
— И — все. Это было чудесно. Но я должна идти. Я правда должна... Как твой палец?
— Ну, он меня не тревожит последнее время. На самом деле последние пять лет — с тех пор как я в квартете... Странно, правда ведь, когда твое тело восстает против тебя и потом вдруг решает, что хватит.
Я достаю из кармана фломастер и беру
— Это телефон, автоответчик и факс. Перепиши его, перед тем как ложиться спать, — говорю я. Нагибаюсь, чтобы поцеловать ее ладонь, ее линию жизни, ее линию любви. Мои губы двигаются к ее пальцам.
— Майкл, нет, нет, пожалуйста. — Отчаяние в ее словах останавливает меня. — Оставь меня. Пожалуйста, оставь меня. Мы увидимся завтра.
— Тогда спокойной ночи, Джулия, спокойной ночи. — Я отпускаю ее руку.
— Спокойной ночи, — говорит она тихо, отворачиваясь.
Я иду к окну. Через несколько секунд она появляется в дверях, ведущих во двор. Открывает зонтик, потом застывает на пару секунд в нерешительности, куда идти. Дождь падает на черные мусорные мешки. Почему не где-нибудь, а именно в Собрании Уоллеса? — думаю я. Не то чтобы это было так важно. Как я сегодня буду спать или даже как буду верить во все это, когда останусь один? На секунду ее лицо освещается, но слишком слабо, чтобы можно было что-то на нем прочесть. Она старше, но так же красива, как раньше. Насколько изменился я? Она поворачивает направо, и я слежу за ней, пока она не уходит за угол на главную улицу, и я теряю ее из виду.
ЧАСТЬ
ТРЕТЬЯ
3.1
Она пришла чуть заранее. Быстрый взгляд, неуверенная улыбка. Я не беру ее руку, она не берет мою.
— Я никогда здесь не был, — говорю я ей.
— Никогда?
— Нет. Хотя часто собирался.
— Ну так пошли побродим? — спрашивает она.
— Да. Или вместо этого мы можем пойти куда-нибудь выпить кофе, если хочешь. Или перекусить.
— Я уже обедала, — говорит она, — но если ты нет...
— Я не голоден, — говорю я.
— Когда ты первый раз попал в музей в Вене, это ведь было со мной, да?
— Да, — отвечаю я.
— Так что логично, что и здесь я тоже буду твоим гидом.
— Только Вена — это твой город, а Лондон — мой.
— С каких это пор Лондон стал твоим городом? — улыбается Джулия.
— Нет, на самом деле — нет, —
— Против желания?
— Ну не совсем.
— Остальные ведь лондонцы, да? Я имею в виду — в «Маджоре»?
— Вроде как да. Билли — родился и вырос в Лондоне. Пирс и Эллен изначально с Запада, но теперь они практически лондонцы.
— Больше всех мне запомнился Алек.
— Алекс, — поправляю я.
Джулия выглядит немного озадаченно, потом кивает.
— Я была потрясена, когда увидела тебя вместо него.
— Естественно.
— Я помню, как он цитировал какого-то канадского поэта, к удивлению наших хозяев. Сервиса?38
— Да. Что-то разухабистое.
— Еще я помню, как лежу в Банфе, не сплю и слушаю проходящие поезда.
— И я.
— Почему он ушел? Разве они с Пирсом не были любовниками? — Джулия смотрит прямо на меня, нежно и внимательно.
— Да, наверно, — говорю я. — Но через несколько лет... Как бы то ни было, Пирс не любит об этом говорить. Просто все развалилось, так бывает. В музыке так же, как и во всем остальном. Ты же помнишь, они менялись партиями первой и второй скрипки.
— Опасная практика.
— Да. С тех пор, все пять лет, что я в квартете, мы этого не делаем... А ты? Лондон уже твой город? О, кстати, прими мои соболезнования по поводу отца.
Джулия замирает.
— Джулия, прости, я сказал об этом так походя, — говорю, вдруг чувствуя себя виноватым и растерянным. — Я не хотел. После того как увидел тебя в автобусе, я пытался опять тебя найти. Но след потерялся в Оксфорде. Мне очень жаль. Твой отец мне нравился. И я знаю, что ты его очень любила.
Джулия смотрит на свои нежные утонченные пальцы, скрещивает их и медленно разъединяет, словно позволяя мыслям течь сквозь них.
— Ну что, пойдем? — спрашиваю я.
Она не отвечает, потом смотрит на меня и говорит:
— Ну что, пошли внутрь?
Я киваю.
Когда мы с ней познакомились, моей матери уже не было, а теперь нет и ее отца. Хотя он и отказался говорить со мной о ней, когда она была мне нужна больше всего, он был, по сути, хорошим человеком. Пацифист в душе, он писал о военной истории с объективной ясностью. Я думаю, что Джулия на него похожа по стилю мышления. Но как я могу судить, если встретился с ним всего один раз и всего на один день?
3.2
Мы бродим два часа, переходя из зала в зал, почти не разговаривая. Обстановка музея — не просто фон, она все время вмешивается. Джулия поглощена — иногда она занята картиной, иногда чем-то необъяснимым. Она вглядывается в лица на портретах, уходя в них, не обращая на меня внимания, не отвечая на мои комментарии. Она останавливается перед «Дамой с веером» Веласкеса.
— Извини, Майкл, я отвлеклась.
— Нет-нет, все хорошо. — Она смотрит на даму, я — на нее.