Лишь в твоих объятиях
Шрифт:
— Что?
Джулия показала строку:
— Испанка. Уилл Лейси женился на испанке, когда они были в Испании. В городе об этом много говорили, потому что до войны на него имела виды Присцилла Дарроуби, и все знали, что старый мистер Лейси одобрял эту партию.
Они посмотрели друг на друга.
— И Уилл мог дать Алеку письмо, — медленно сказала Крессида. — Потому что они были друзьями.
Джулия кивнула:
— Он погиб под Ватерлоо. Как настоящий герой. Мистер Лейси получил письмо от самого Веллингтона. Но это… — Она потрясла листами с расшифрованным текстом. — Это Уилл Лейси, я уверена. У него были светлые волосы, и о нем можно было сказать, что он педант. Вернее, он мог показаться таким, хотя был сущим дьяволом, как и Алек. Но… что, если… Могло так случиться, что Алека приняли за Уилла?
— Вы сказали, что те бумаги были найдены в вещах Алека.
Она начинала понимать. Сестра Алека смотрела на нее с растущей тревогой.
— Получается, что…
Крессида знала, что получается. Ее отец мог воспользоваться представившейся возможностью. «Везде царил хаос», — всплыли в ее памяти слова Алека. Облегчение от того, что дневник ее отца оправдывал Алека, затмевалось сознанием, что ее отец был человеком, несущим ответственность за выдвинутые против него обвинения. Она заставила себя снова вернуться к дневнику. Шифр теперь был для нее совершенно ясен. Ей не нужно было даже записывать текст, она сразу понимала смысл. Она все еще листала страницы, когда в дверь постучали, и вошла мадам Уоллес.
— Вы готовы?
— Да, — обреченно сказала Крессида, боясь взглянуть на Джулию. — Вы правы. Он написал об этом. Мой отец подложил письма в вещи Алека, переложив на него вину Козырного Валета, чтобы потом иметь возможность шантажировать его семью.
Джордж Тернер был шантажистом. Алеку это было совершенно ясно. Он думал, что и Крессиде тоже, хотя она не хотела произносить это вслух. Он понимал ее и даже уважал за это. Теперь поиски ее пропавшего отца мало, что могли прояснить. Он мог быть уже мертв, но, скорее всего, скрылся. К тому же этот человек был ей дорог, а грехи он совершил много лет назад.
Но Тернер был еще и изменником, продававшим информацию врагу. Однако обычный сержант не мог знать многого из того, что интересовало французов. Тернер жаждал легких денег и со временем нашел способ получать их — завлек в свои сети британского офицера, крайне нуждающегося в деньгах. Алек приходил в ярость, вспоминая строки из дневника Тернера, как тот уговаривал офицера рассказывать сначала о пустяковых вещах, потом о более значимых, пока, в конце концов, этот офицер не начал писать напрямую французскому полковнику. И тогда Тернер стал посредником, исправно получавшим свою долю. За деньги Тернер предавал английских парней, подвергал опасности своих товарищей и всю страну, которую они защищали, превратил в предателя достойного человека, обрек его на бесчестье и позор.
Единственное, чего Алек не знал, — как случилось, что вина была переложена на него.
Дорогу на Грейндж он знал хорошо. Мальчишкой он часто бывал в Грейндже и даже в темноте не сбился бы с пути. Молнии все чаще рассекали небо, но раскаты грома были отдаленными.
Резкий ветер обжигал лицо, но Алек был рад этому. Ветер несколько охлаждал его пыл, напоминая ему, что месть, пусть долго вынашиваемая и заслуженная, редко приносит удовлетворение. Не мести он искал. Ничто не могло вернуть ему годы жизни и потерянное доброе имя. Он жаждал справедливости, причем не столько для себя, сколько для всех, кто пострадал в результате этой трагедии.
Дом остался таким, каким он его помнил. Глаза Алека по привычке отыскали на верхнем этаже третье окно слева, в которое он обычно кидал камешки или что-нибудь еще, вызывая Уилла. После долгих часов усердных занятий они по ночам убегали купаться в реке или бродить по лесу. Они были отчаянными, ничего не боялись. Уилл был ему братом, если не по крови, то по духу. Его так же тянуло к приключениям, как и Алека. Уилл, как и Алек, притягивал к себе неприятности, несмотря на то, что внешне был сама невинность, поэтому многие думали, что Алек сбивает Уилла с пути истинного.
Когда они повзрослели, оба купили офицерские чины, потому что хотели увидеть мир и оказаться подальше от своих суровых отцов. Отец Алека испытал некоторое облегчение, узнав, что его сын совершил поступок, достойный уважения, тогда как отец Уилла был страшно недоволен и дал сыну и наследнику почувствовать это. У Алека все еще стояла перед глазами гнетущая картина прощания Уилла с отцом перед их отъездом в полки. Он видел слезы на глазах мистера Лейси, когда Уилл повернулся, чтобы сесть на лошадь, но он знал и о шрамах, которые упрямый старик оставил на спине Уилла за многие годы строгого воспитания.
Алек привязал лошадь к изгороди выгула и через заднюю дверь прошел в дом. Сколько раз он проходил здесь, предвкушая встречу с другом? Тупая боль пронзила ему грудь. Ему предстояло встретиться с человеком, сына которого он обвинял в измене.
Алек распрямился. Нож под плащом упирался ему в ребра. Он вспомнил о Крессиде, вцепившейся в него и умолявшей его остаться, ее произнесенное шепотом признание в любви. Потом открыл дверь и вошел.
Глава 27
Те, кто сражался под командованием герцога Веллингтона в войне за независимость Испании, утверждали, что большим победам часто предшествовали сильные бури с громом и молниями. Когда армия Веллингтона, промокшая и продрогшая до костей, шла второй день, превращая холмы и поля Бельгии в океаны грязи, некоторые убеждали себя, что буря предвещает удачу его светлости. Но даже если на следующий день их ждал триумф, в тот момент майору Алеку Хейзу гораздо больше хотелось просто согреться и обсушиться.
Он, утопая по лодыжки в грязи, пробирался к маленькому домику, где должен был провести ночь. Он ничего не мог сделать для своих людей. Они устраивались, кто, как мог, жались друг к другу под одеялами, наброшенными на седла, цеплялись за стремянные ремни, чтобы удержаться на ногах и не быть растоптанными. Кавалерия всегда больше пехоты страдала от плохой погоды. Алек ходил среди солдат, пытаясь поднять дух, проверяя, получили ли они свою порцию джина, но ему самому тоже требовался отдых. Наутро предстояла битва, и важно было иметь трезвую, свежую голову.