Лисьими тропами

Ви Мари

— Это не конец, — заключил он.

Я старалась держаться, но каждое его слово зарождало во мне бури противоречий. Я не должна была ему доверять, но верила безоговорочно. Почему так смело? Так опрометчиво? Так… не страшно?

— Конец, — голос дрожал так, будто сил моих не было жить, не то, что говорить, дышать, думать о следующей секунде. — Мы заключили сделку с кицунэ. Мы, это я и он. Ты ничего не заключал. Ты свободен. Доволен?

— Лиса… — и снова успокоил.

Это нормально, что ему удается так просто меня успокаивать? Не знаю, не уверена.

Я теперь уже ни в чем не уверена. Но… делаю глубокий вздох, просто наслаждаюсь его близостью. Потому что… хочется.

Пожалуйста, не отпускай. Как бы сильно я об этом не просила.

— Я не спасала тебя, — буркнула тихо и обижено. — Не спасала. Я… просто знала, что сегодня ты не умрешь. Вот и все.

— Откуда? — Это что? Он там улыбается? Мы тут о серьезном! Соберись!

— Ты сказал мне, что… я не просила назвать тебя дату моей смерти. А если бы… если бы попросила, ты бы назвал ее? — Молчание длилось не долго, но ответ я хотела получить не на этот вопрос. — Ты мой шинигами?

— Да, — коротко ответил он.

— И… когда я заключила сделку с кицунэ… моя дата ведь изменилась, так ведь? — Молчание, которое не требовало уточнений. — Ну, так вот: в тот момент, когда он приказал мне убить тебя, я почувствовала себя шинигами. Твоим шинигами. Так ведь и было. Я могла бы забрать твою жизнь. Но я решила оставить ее тебе. Понимаешь?

— Да, — на удивление согласился Шин, а я лишь вскинула брови.

— Что?.. Что ты понял?

И в этот раз он вдруг приблизился… приобнял. Кицунэ вился вокруг меня десятки раз, и мне было решительно все равно. Но вот Шин обнял меня, и я задержала дыхание, боясь спугнуть. Боясь забыться в эмоциях и не запомнить. Как он касался меня, как его губы замерли у моего уха, как надежно и легко мне было в его объятиях. Что это? Ну что со мной происходит?

— Ты спасла мне жизнь, — лишь повторил он, вкладывая в эти слова столько смысла, что у меня даже нижняя губа задрожала. Потому что я будто почувствовала ценность его жизни в собственных руках. — И теперь… (я замерла) нам нужно спасти твою.

Я знаю, что не обязана была ничего просить, по идее, должна была продолжать на него обижаться, но какое же облегчение я испытала, когда он сказал мне это.

Ты останешься?

Останусь.

— Ты не обязан, — невнятно бормотала я.

— Я хочу, — очередная пуля, попавшая в броню.

Нет уже этой брони. Кто вообще придумал их такими непрочными?

— Зачем? — Куда я лезу? И так страшно! Но нет, давай в пасть зверя пробираться дальше.

Разве это не так?

— Затем, что я узнал тебя, — ровно и ласково трогает откровением. — И ты меня поразила.

— Что? — Мое сердце пропускает удар.

— Я забираю жизни. Забирал их каждый день. Я видел их страхи, их эмоции, их отчаяние, гнев, жажду остаться. Они готовы были растерзать меня, уничтожить, торговаться, обменять меня на возвращение. Потому что я пришел за ними. Я забирал их искры жизни.

— Но за тобой я не приходил. А ты все равно рискнула всем, чтобы спасти жизнь шинигами. Тому, кто когда-нибудь заберет тебя. Тому, чья жизнь даже не стоит того, чтобы о ней упоминать. Если меня не станет, никто не заметит, никто меня не вспомнит. Потому что никто меня не знал.

Из глаз хлынули слезы.

— Я тебя знала, — вмешалась. — Я буду помнить. Даже если ты заберешь меня. Я буду тебя помнить, понимаешь? Поэтому. Поэтому я так не хочу это забывать.

Развернулась и обняла его, скрывая слезы. Шин замешкался на мгновение, а потом обнял в ответ. Сначала едва касаясь, потом крепче, ближе, смелее. Пока я не стала необходимостью. Пока он вдруг сам не понял, пока я не поняла… как сильно я вляпалась по самые уши.

Шинигами. Он шинигами. Даже в кицунэ было бы не так опасно влюбиться, как в него.

Но я не отпускала. Держала его изо всех возможных сил, понимая, что это уже давным-давно не игра. Не притворство. Так неосторожно я впустила его в свое сердце. Как он это сделал? Но ведь он ничего не делал. Он просто… был. Даже обманывая меня, присматриваясь, не доверяя. Он был лучшим, что со мной случалось за всю мою жизнь. Черт возьми, ну, как такое возможно?

Задули ветра. Какие-то тревожные, предупреждающие. Не знаю, о чем. Но Шин к ним прислушался. Немного успокоившись, вздохнула и отстранилась, поглядывая на поляну. И… душа снова встрепенулась.

— Нам пора уходить, — не обратил на моё новое откровение внимания Шин. — Гостеприимство кицунэ временно. Это место скоро исчезнет… что?

— Ты не забрал меч, — смотрела я ровно на него, все еще лежащего в траве. — Ты же пришел за ним.

— Ты уходила.

— Это движение.

— Ты была важнее, — признался Шин, а я уловила дрожь в его голосе и поймала его глаза.

Шинигами, передо мной жнец смерти. Но на его лице неуверенность, будто потерянность, он не знал, как быть к этому готовым.

Но в своих словах он был уверен.

Я медленно улыбнулась.

— Забирай, — кивнула я на поляну.

Реальность начала меняться, ветер стал вырывать с корнем деревья, но Шин… все равно потратил мгновение на то, чтобы смотреть мне в глаза.

Все разваливалось на части, когда он, наконец, метнулся к мечу, забрал его, вернувшись ко мне. И снова он взял меня за руку и побежал. Пока мне было неизвестно куда, но когда реальность позади нас буквально взорвалась оглушительным хлопком, мы выскочили из нее на лисью тропу.

Где-то в ветвях закричали птицы. Не знаю, что это за крик, никогда ничего подобного не слышала. Но предполагаю, вряд ли это простые вороны или кто-то вроде того.

Ёкаи. Это лес потерянных ёкаев. Грустно. Мне было даже их чуточку жалко. Но Шин ведь сказал, что каждый здесь заслужил свое место. Может быть, я была среди них? Если бы Шин не остановил меня, я бы пошла за Нацуэ…

Нацуэ.

— Как думаешь, — пока мы шли, Шин снова вел меня за собой, заговорила я, — кицунэ солгал? Про Нацуэ?