Лист на холсте, или Улиточьи рожки
Шрифт:
Себастьен сначала пытался её разговорить, а потом понял бессмысленность этих действий. Он просто был с ней — молча, не отпуская её руки или её самой.
Ещё она наотрез отказывалась выходить из своих комнат. Разве что — встретить Карло, Марко и Марго в аэропорту, в субботу вечером.
Впрочем, Марго с одного взгляда поняла, что дело плохо.
— Она молчит? — уточнила на всякий случай у Себастьена.
— Да, второй день, — кивнут тот.
— Что у вас случилось-то? Впрочем ладно, не хочешь — не говори, потом расскажешь, — и уже Себастьену: — Знаешь, она как-то раз месяц молчала. Ничего, потом заговорила.
Элоиза
— Ты… смотрела, что в той шкатулке?
— Делать мне больше нечего, только в твоих тайнах копаться. Глянула, посмотрела, что тонна текста по-итальянски, и решила, что самое важное из этого ты мне потом сама расскажешь, — сестрица была сама любезность. — Ты пригласишь меня в гости? Или мне нужно просить об этом Себастьена?
— Приглашу.
— Прошу в машину, — Себастьен открыл дверь сначала Марго, а потом Элоизе.
Элоиза понимала, что так гостей не принимают, но ничего не могла с собой поделать. Другое дело, что Марго не впервые видела её в таком состоянии, и, бросив вещи в её гостиной, тут же нашла себе какого-то провожатого для экскурсии. Или Себастьен ей кого-то нашёл. Более того, ночевать она не пришла, и кормилась тоже где-то на просторах дворца. В воскресенье после обеда зашла, посмотрела на неё, на Себастьена, пожелала им удачи в том, что они делают, что бы это ни было, и сказала, что в аэропорт её проводят, пусть они не беспокоятся.
И только поздним уже вечером позвонила и сообщила, что добралась домой и вообще в порядке.
— Элоиза, вы сможете завтра присутствовать на том совещании?
Они были в её постели, просто лежали, обнявшись. Она смотрела в темноту и видела строчки из писем. Которые, впрочем, заставила себя отсканировать и загрузить в планшет — не оригиналами же документов там завтра трясти?
— Да, — пришлось ответить.
Впрочем, Себастьен оказался в сто раз лучше её родственников. Те бы тормошили её и постоянно заставляли бы что-то делать и говорить, он же даже есть её не заставлял. Просто был рядом. Это оказалось очень нетипично, но неслабо поддерживало и не позволяло утратить последнюю связь с реальностью.
— Вы копили силы и завтра будете, как обычно?
— Угу, — можно даже не шевелить языком.
— Вы уверены? Не нужно звать Бруно, чтобы он вам как-то медикаментозно помогал?
— Нет. Я справлюсь.
— Очень хочу вам верить.
— Верьте.
— Уже что-то кроме «да», «нет» и звуков. Хорошо. Тогда спите сейчас, сердце моё, договорились?
Она обняла его и закрыла глаза. Строчки помаячили немного и погасли.
27. Давняя история. Версия. Винченцо Анджерри
В кабинете Шарля, точнее — в примыкавшем к нему зале заседаний, где проходили еженедельные и прочие совещания, собрались господин Мауро ди Мариано, Анджерри, Бруно, Себастьен и Элоиза. Отец Варфоломей вошёл последним и плотно прикрыл за собой дверь.
Начал Шарль.
— Коллеги, нам нужно обменяться информацией, которая есть у некоторых из нас, и принять решение относительно дальнейшей судьбы моего племянника. Может быть, нам удастся не вдаваться в подробности? Господин Мариано, вы готовы забрать Винченцо, поместить его в одиночное содержание, пристроить к любому делу по вашему выбору, которое можно выполнять в таких условиях, и проследить, чтобы он более не переступал порога этого дома и не смел делать никаких публичных заявлений?
— Нет, ваше высокопреосвященство, — спокойно ответил господин Мауро ди Мариано и улыбнулся. — Мне кажется, вы отлично руководите вашим родственником, и я не вижу причин, почему бы вам не заниматься этим и далее. Единственный момент — конечно же, необходимо исключить угрозу его жизни. Отец Анджерри пока не предъявил госпоже де Шатийон официального обвинения, но он готов это сделать.
— Я бы хотел узнать — на основании чего может быть предъявлено такое обвинение? — быстро спросил Бруно.
— Но господин доктор, вы лечили отца Анджерри после нападения на него, и вы ещё спрашиваете!
— Именно так, я его лечил. Более того, я зафиксировал его состояние с особым тщанием, предполагая что-то вроде сегодняшнего разговора. Может быть, вам не известно, что история о том, как отец Анджерри оказался в одном помещении с женщиной, а потом я кого-то лечил, повторялась в этих стенах время от времени?
— Что вы хотите сказать, господин доктор? Я не понимаю.
— Конечно, вы не понимаете. У вас для этого мало данных. Сейчас объясню. Понимаете ли, ко мне не раз и не два обращались женщины из штата его высокопреосвященства — с синяками и ссадинами. И некоторыми другими повреждениями. Речь шла о насилии, или его попытках. Я очень тщательно фиксировал каждый случай. Более того, есть записи с камер видеонаблюдения — господин Анджерри небрежен и не думает о таких мелочах. Желаете ознакомиться?
— Я не верю вам, — покачал головой господин Мауро ди Мариано.
— А его высокопреосвященству поверите? Он в курсе. К сожалению, не все жертвы были готовы публично обсуждать ситуацию, давать показания и вообще как-то привлекать к себе внимание, более того, ни одна из этих женщин сейчас здесь не работает. Но мы можем посмотреть видеозаписи, и я готов предоставить вам материалы осмотра этих женщин. Правда, только здесь и только частным образом — у меня нет разрешения жертв на какую бы то ни было публичность.
— Я, как духовный наставник Винченцо, назначал ему наказания исходя из того, что я знаю, — вступил в разговор кардинал. — Он подвергался и одиночному заключению, и ряду других… наказаний. Однако пользы это не принесло, и я готов поверить в то, что мой племянник неисправим. Меня очень удивило, что он посмел посягать на госпожу де Шатийон, но факты — вещь неодолимая. Хотите посмотреть запись с камер в её кабинете?
— Конечно, хочу, — сказал Мауро ди Мариано.
Отец Варфоломей молча запустил на экране требуемый файл. Элоиза смотрела с любопытством — интересно же, как это было, она сама о том дне своей жизни вообще мало что помнила. Уж слишком он оказался эмоциональным.
Вот, зашёл, стал говорить ерунду. Она пытается выставить его словами — не удаётся. Выходит из-за стола, идёт к двери, он по дороге останавливает её и хватает за руки, она предлагает ему одуматься, он одуматься не желает… и вдруг отшатывается от неё к стене и валится там на пол. И хрипит, и держит себя за шею. Она же не двигается с места — только рука вытянута в его сторону.
А потом дверь отворяется, заходят Марни и Лодовико, она опускается прямо на пол, и Марни поднимает её и усаживает в кресло, а Лодовико обходит лежащую на полу тушу и звонит — вероятно, Бруно.