Лист на ветру
Шрифт:
Он летел кубарем, подпрыгивая от одной кочки к другой, пока не успел выбросить руку, и ухватиться за чахлый терновый куст.
Зацепился за колючки и остановился, лежа лицом в зарослях вереска, тяжело дыша и думая, что нелепо было прибегать к изображению «Долли» прежде, чем они успели договориться.
Они как будто увидели перед собой Волшебника из Страны Оз, и он начинал чувствовать себя жутко, совсем как девчонка в этом фильме — возможно, из-за очевидного сходства нортумбрийцев со всеми этими Чучелами и Львами.
«По крайней мере, чертов Лев говорил по-английски» — пробормотал он,
— Иисус, а теперь-то что?
Ему пришло в голову, что теперь самое время перестать проклинать — и начинать молиться.
Глава 3
Лондон, два года спустя
От работы до дома оставалось идти не больше, чем пять минут. Как раз вовремя, чтобы застать обезумевшего от радости Роджера, бегущего к ней через всю комнату с воплем «Мамочка!» — и притвориться, что не может устоять на ногах от его наскоков, и даже не очень-то притвориться; ведь он уже становился большим. Как раз вовремя, чтобы воззвать к собственной маме, услышать ее приглушенный ответ из кухни, с надеждой принюхаться к доносившемуся оттуда утешительному запаху чая, и поймать в воздухе дразнящий аромат консервированных сардин, от которых у нее рот наполнялся слюной — редкое нынче удовольствие.
Как раз вовремя, чтобы присесть — казалось, в первый раз за день — и снять туфли на высоком каблуке, и расслабиться, с наслаждением ополоснув ноги, и представляя, что это морская вода во время прилива. Тут она с тревогой заметила дырочку на пятке чулка. Ее последняя пара, и вот — туда же…
Она как раз снимала подвязку, размышляя, не стоит ли ей начинать пользоваться искусственным загаром для ног — как Мэйзи, тщательно вырисовывая карандашом для бровей шов сзади, на каждой ноге — когда раздался стук в дверь.
— Миссис МакКензи?
Человек, стоявший в дверях материнской квартиры, был высок, и хотя в полумраке прихожей маячил только его темный силуэт, она почему-то сразу поняла, что это военный.
— Да? Она не смогла удержать скачка сердца, от ужаса стиснуло желудок.
Она отчаянно пыталась заглушить его слова, пыталась все отрицать, надежда то вспыхивала, то гасла, как будто она все время чиркала отсыревшей спичкой.
Ошибка. Это должно быть ошибкой. Он не убит, он каким-то образом потерялся, пропал без вести, быть может, в плену, и теперь они его нашли… Потом она увидела в руке у офицера маленькую коробочку — и ноги у нее подкосились.
В глазах, по краям, что-то засверкало, и только лицо незнакомца смутно плавало над ней, расплывчатое и озабоченное.
Хотя она еще что-то слышала — слышала, как мама бросилась к ней через всю кухню, шлепая в спешке тапочками, и что-то выкрикивая в тревоге. Слышала имя человека — капитан Рэндалл, Фрэнк Рэндалл.
Слышала детский, сразу как будто охрипший голосок Роджера — он тепло дышал ей в ухо, приговаривая в замешательстве: «Мама? Мамочка?»
Потом она лежала на раскладном диване, держа в руках чашку с горячей водой, которая пахла чаем — обновить заварку они могли только раз в неделю… это будет уже пятница, подумала она невпопад. Он должен был приехать в воскресенье, мама говорила, что тогда они смогли бы угостить его чашкой вполне приличного чая. Возможно, они просто работают по воскресеньям?
Мама усадила капитана Рэндалла в лучшее кресло, рядом с электрокамином, и переключилa его на два деления, в знак гостеприимства.
Ее мать о чем-то болтала с капитаном, удерживая Роджера у себя на коленях. Ее сына больше всего интересовала маленькая коробочка, стоявшая на крохотном инкрустированном столике; он все время к ней тянулся, но бабушка не позволяла ему брать ее в в руки.
Марджори узнала этот пристальный взгляд на его личике. Истерику он не закатит: такого не бывало почти никогда, но сдаваться он тоже не собирался.
Он был не слишком похож на своего отца — только когда чего-нибудь отчаянно хотел. Она немного подтянулась на тахте, и помотала головой, чтобы избавиться от головокружения, и Роджер посмотрел на нее — ее движение его отвлекло. На мгновение она увидела, как в его рожице проглядывают черты Джерри, и мир снова куда-то поплыл.
Она прикрыла глаза, но чай выпила, весь — хотя он был просто обжигающим.
Мама и капитан Рэндалл вежливо беседовали между собой, давая ей время прийти в себя. Есть ли у него собственные дети? — спрашивала мама.
— Нет, — сказал он, бросив, как ей показалось, тоскливый взгляд на маленького Роджера. — Еще нет. Я не видел своей жены уже два года.
— Лучше поздно, чем никогда, — произнес чей-то скрипучий голос, и она удивилась, догадавшись, что он ее собственный.
Она поставила чашку, подтянула сползший чулок, который некрасиво закрутился вокруг лодыжки, и сфокусировала взгляд на капитане Рэндалле.
— Так что вы мне там привезли? — сказала она, пытаясь произнести это тоном спокойного достоинства. Не сработало; голос прозвучал надтреснуто, даже в ее собственных ушах — как будто в нем звенели осколки стекла.
Капитан Рэндалл опасливо на нее посмотрел, но взял коробочку, и протянул ей.
— Это принадлежит лейтенанту МакКензи, — сказал он. — Знак отличия: Дубового листа, бронзовый, II степени. Награжден посмертно, за…
С усилием она откинулась обратно, на подушки, и покачала головой.
— Я его не хочу.
— Ты же это не на самом деле, Марджори! — ее мать была в шоке.
— И я не хочу слышать этого слова. Пос… посмер… больше при мне этого не говорите.
Она никак не могла побороть ощущения, что Джерри каким-то чудом вдруг оказался внутри коробки — ощущения, которое в первое мгновение показалось ей ужасным, а уже в следующее утешительным.
Капитан Рэндалл опустил его обратно в коробку, очень медленно, как будто та могла взорваться у него в руках.
— Я не стану этого говорить, — сказал он мягко. — Но все же хочу сказать… Я его знал. Вашего мужа. Очень недолго, но я его знал. Я пришел к вам сам, потому, что хотел сказать вам, каким храбрым человеком он был.
«Храбрым». Слово было как камешек во рту. Ей захотелось им в него плюнуть.
— Конечно, он был, — твердо сказала ее мать. — Ты слышишь, Роджер? Твой отец был хорошим человеком, и он был храбрым. Не забывай об этом.