Лист на ветру
Шрифт:
Так уж случилось, что усадьба могла похвастаться и собакой, которая просто сопровождала отлучившегося в сарай хозяина. И как раз в эту минуту оба простака (эти достойные персоны) неожиданно вернулись: пес сразу заметил, что намечается кража, и высказался по этому поводу в самой недвусмысленной манере.
В свою очередь, встревоженный преступной деятельностью на своей территории, хозяин дома мгновенно присоединился к скандалу, вооружившись деревянной лопатой, которой он тут же огрел Джерри по голове.
Отброшенный ударом к стене
Тут фермер ударил его по голове еще раз, и обижаться он перестал.
Коровник у них был сложен добротно, все камни хорошо подогнаны и уложены на цемент — хоть обстреливай. Он кричал, и пинал в дверь ногами до тех пор, пока совсем не обессилел — хромая нога под ним подвернулась, и он рухнул на земляной пол.
— Проклятье — ну а теперь-то что делать? — пробормотал он. От усилий он пропотел насквозь, к тому же в хлеву было холодно, с той особенной, свойственной Британским островам, волглой сыростью, что просачивается в вас до костей, и делает боль в суставах невыносимой. Обычно его колено давало о себе знать только по утрам.
Воздух здесь был насыщен ароматами навоза и остывающей мочи.
— Ну, и зачем вам, фрицы кровавые, понадобилось это проклятое место? — сказал он, сев поудобней, и кутаясь в рубашку. Кажется, эта поганая ночь собиралась быть долгой.
Встав на карачки, он старательно принюхался, и оглядел хлев изнутри, но здесь не нашлось ничего, даже приблизительно съедобного — только тонкий слой заплесневелого сена. Этим местом не прельстились бы даже крысы; внутри было пусто, как в барабане, и тихо, как в церкви.
«Что тут случилось с коровами?» — подумал он. То ли от чумы передохли, то ли их всех съели, или продали? А может, просто еще не вернулись с летних пастбищ — но для этого было уже поздновато, в конце-то года, наверняка…
Он снова сел, теперь спиной к двери, поскольку дерево было, хоть и незначительно, но все же не таким холодным, как каменные стены. Он подумал о том, каково было бы попасть в плен в бою, к немцам — это случалось то и дело, хотя парни, как правило, об этом не говорили. Он думал о лагерях для военнопленных, и об этих лагерях в Польше — тех, которые он должен был сфотографировать. Неужели там так же мрачно, как здесь?
Хотя на самом деле думать об этом было глупо.
Но ему, так или иначе, нужно было скоротать время до утра, а на свете было слишком много вещей, о которых ему не стоило задумываться хотя бы сейчас. Например, что может произойти, когда утром за ним придут. Не думал же он, что завтрак в
Ветер усиливался. По углам хлева задувало с заунывным пронзительным свистом, от которого у него тоскливо сводило зубы. На нем по-прежнему был его шелковый шарф; он соскользнул за пазуху, когда на него напали те бандиты в форте. Теперь он cмог его оттуда выудить, и обмотать вокруг шеи, если не для тепла, то хотя бы для уюта.
Сам он то и дело приносил Долли завтрак в постель.
Она просыпалась медленно и лениво, и он любил ее манеру откидывать с лица спутанные черные кудри, и глядеть сквозь них глазками-щелочками, мигая от света, как маленький, сладкий кротик. Тогда он ее усаживал, и ставил поднос на столик рядом с ней, а потом скидывал с себя одежду, и тоже забирался в постель, и льнул всем телом к ее нежной, теплой коже.
Иногда он сползал в постели пониже, и она, как бы совсем этого не замечая, попивала чай, или намазывала на тост мармелад, пока он зарывался под одеяло, и прокладывал себе дорогу сквозь хлопчатые слои простыней и ночнушки.
Он любил ее запах всегда, но особенно, когда занимался с нею любовью накануне, всю ночь напролет, и она еще сохраняла между ног его собственный крепкий, мускусный запах.
Разбередив в памяти воспоминания, он немного воодушевился, но уже следующая мысль — о том, что, возможно, он никогда ее больше не увидит — сразу его охладила.
Тем не менее, продолжая думать о Долли, он автоматически сунул руку в карман, и сильно встревожился, не найдя там камня. Он похлопал себя по бедру, и ему не удалось найти там небольшую, жесткую выпуклость сапфира. Не мог же он засунуть его в другой карман, по ошибке?
Он торопливо обшарил карманы, забравшись в них обеими руками как можно глубже… Нет, не камень — но что-то было в его правом кармане. Что-то мучнистое, почти жирное… что за черт?
Он сжал пальцы горстью, и вытащил их из кармана, вглядываясь в них изо всех сил, но было слишком темно, чтобы увидеть больше, чем их расплывчатый контур, не говоря уж о том, что в них осталось. Осторожно потер пальцами друг об друга, и почувствовал на них что-то вроде густой копоти, которая обычно скапливается внутри печной трубы.
— Иисус, — прошептал он, и поднес пальцы к носу. От них исходил резкий запах горения. Но только не нефти, не керосина… однако запах горения был настолько интенсивным, что казалось, он мог бы попробовать его кончиком языка.
Как будто что-то вулканическое.
Господь Всемогущий, какие силы могли расплавить камень, и оставить в живых человека, который нес его на себе?
Что-то вроде того, с чем он встретился среди стоячих камней, вот на что это было похоже.
До сих пор с ним все было в порядке, и особого страха он не испытывал, но теперь… он сглотнул, и сел снова, очень спокойно.