Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3

Погодин Радий Петрович

В этот вечер дело пошло быстрее, — работать прутом было удобнее.

С тихим шуршанием сыпалась по стене глина и падала на кровать, Сергей подбирал ее и прятал в карман.

Что же делал в это время смертник?

Два дня и две ночи за стеной не смолкали крики и стоны; осужденный ждал, что за ним придут с минуты на минуту. Он то вскакивал с постели и метался по камере, то забивался в углы, словно это могло его спасти. Но на третью ночь его болезненно обостренный слух уловил за стеной странный шорох.

Он приложил ухо к стене.

Кто-то настойчиво и упорно царапался в его стену.

И в следующие ночи, после вечерней поверки, за стеной опять слышался шорох, который не смолкал до самого рассвета.

— Может быть, мне хотят устроить побег? Нет! Это невозможно!!. А вдруг?!

И, позабыв о том, что каждую минуту может войти стражник, он с исступлением и яростью начал царапать каменную стену. Скоро он обломал все ногти и, выбившись из сил, охваченный тупым отчаянием, повалился на койку и заснул. Заснул впервые за эти дни.

Осужденный проснулся на рассвете, оглянулся вокруг и вздрогнул, — из стены, как раз над его подушкой, торчал тонкий черный прутик. Может быть, ему померещилось? Но нет, прут шевелился. Кто-то проталкивал его из соседней камеры.

Осужденный дернул прут к себе и припал ухом к крохотной дырочке в стене. Он услышал шопот:

— Как ты сюда попал? Кто ты?

— Меня зовут Алексей. Я железнодорожник со станции Тайга.

Прижавшись губами к стене, задыхаясь от волнения, Алексей шопотом рассказал о том, как два месяца назад к ним на станцию приехала карательная экспедиция и стала пороть рабочих. Он стоял в толпе и смотрел, как расправляются с железнодорожниками. Когда очередь дошла до его дружка — кочегара Володьки, — Алексей не выдержал, бросился на жандармского офицера, наблюдавшего за поркой, и ударил его по лицу.

— Не так надо было действовать, Алексей! Не так! — вырвалось у Сергея.

— Так или не так, а вздернут меня за жандарма. Вздернут! И статью подобрали, чтоб обязательно повесить: за открытое противодействие военным властям… А ведь мне только… — он, не договорив, всхлипнул.

Сергей понял, что прежде всего Алексея нужно отвлечь от этих проклятых мыслей о смерти. Нужно сделать так, чтобы он перестал об этом думать.

— В тебе заговорило человеческое достоинство, возмутилась твоя гордость, когда ты ударил жандарма. А почему же ты теперь плачешь и умоляешь о пощаде жандармов?

— Умирать страшно. Повесят ведь, а мне только восемнадцать лет!

— Перестань! И не стыдно тебе? Рабочий парень, а ведешь себя, как трус.

Алексей молчал.

— Слушай, — снова заговорил Сергей, — не плачь, не надо. Где ты работал?

— В паровозном депо.

— Я на вашей станции бывал. У меня среди железнодорожников знакомые есть, — сказал Сергей и стал расспрашивать Алексея, строгое ли у них начальство, работает ли сейчас на станции помощник машиниста Гаврилов. А под конец задал вопрос, который особенно удивил Алексея: Сергей спросил, есть ли у них речка и любит ли Алексей купаться.

Вначале

Алексей отвечал нехотя и безразлично, но потом понемногу разговорился. Этого только и хотелось Сергею, — отвлечь его от мрачных мыслей.

И этот разговор не пропал даром.

На следующую ночь Алексей первый постучал в стену.

— Не спишь, сосед? Ты уж прости. Как тебя звать-то? Я вчера не спросил.

Сергей ответил. И беседа продолжалась.

Они лежали, скорчившись на своих койках, прильнув лицами к отверстию в стене и натянув поверх голов одеяла. Они условились разговаривать по ночам, а днем отсыпаться.

— Теперь я вроде как и не один, — сказал на третью ночь Алексей. — А жаль, что мы с тобой раньше не познакомились. Я ведь тут с пятнадцатого февраля, а сегодня уже третье марта. Весна на носу.

И верно, приближение весны чувствовалось и тут, за стенами крепости. В камеры третьего этажа, выходившие на юг, по утрам заглядывало солнце; снег, лежавший пластами на подоконниках, потемнел. Он таял и с шорохом падал вниз. Маленький кусочек неба, что виднелся в тюремное окно, с каждым днем становился всё прозрачнее, голубее. Пушистые облака, проплывавшие в вышине, были по-весеннему легки и воздушны.

— Весна на дворе. Скоро реки вскроются. Тайга зазеленеет, — с тоской повторял Алексей.

— Да, ледоход скоро пойдет, — задумчиво сказал Сергей.

— Ледоход? — вдруг обозлился Алексей. — Не увижу я ледохода… Ничего не увижу.

— Ну, полно, Алеша!

— Тебе хорошо рассуждать! Не тебе болтаться в петле.

— Слушай, Алексей! Если и на мою шею накинут петлю, то всё равно я не буду просить у них пощады. Слышишь? Не буду. И клянусь тебе, я со своей дороги не сверну!..

— Ну и не свертывай! А я жить хочу! — Закричал Алексей. — Жить!. И замолчи!.. Замолчи!..

На оклики Сергея Алексей больше не отвечал.

Среди ночи Сергея разбудил осторожный стук в стену.

— Это я, — сказал Алексей. — У тебя память хорошая?

— Да, Алеша! А что? — ответил Сергей, не совсем понимая, в чем дело.

— Дай мне слово, что исполнишь мою просьбу.

— Исполню.

— Если меня… — он не договорил страшное для себя слово «повесят»… — так вот, как только тебя выпустят из крепости, поезжай сразу же на станцию Тайга, разыщи там мою мать и расскажи обо мне. Сделаешь?…

— Да, говори адрес.

— Запоминай.

Сергей за Алексеем повторил адрес.

— Может быть, у тебя товарищи есть? Говори, я и к ним зайду.

Алексей сказал адреса кочегара Володьки и кондуктора Никитина, что живет за зеленой водокачкой.

— Ну, спасибо Сергей, я тебе тоже слово даю: больше я кричать не буду, только не оставляй ты одного меня с этими проклятыми мыслями о смерти. И что они мне в голову лезут?!

Последние слова он сказал сквозь стиснутые зубы.

— Ты думаешь, я не знаю, как тебе тяжело? Знаю, Алексей, знаю, дорогой мой товарищ!