Литературные зеркала
Шрифт:
Но вот, однако, конкретный предмет. Он столь же четко ограничен своими очертаниями, как пуговица, табуретка и пароход, а между тем ассоциации с искусством вызывает громогласные и устойчивые, причем повторяются они с нарастающей регулярностью. Это - зеркало.
Амбициозность скромной оптики объясняется ее прикладными возможностями и тенденциями - широчайшими, поистине великими. Зеркало воспроизводит окружающую жизнь. Избирательно по масштабам и физическим измерениям. Но без селекции деталей, без придирок, не выдергивая полюбившееся и не игнорируя нелюбимое. Прямолинейно, по принципу "как аукнется, так и откликнется". С наиминимальнейшими добавлениями: амальгамированное стекло не умеет выдумывать (хотя
В общем, сравнивая искусство с зеркалом, мы делаем известные оговорки. А все-таки аналогия держится. Держится по весьма основательной причине: зеркало отражает действительность, отражает ее и искусство.
И еще по другой причине: наша аналогия - не столько аналогия, то есть взаимное уподобление двух частностей, сколько всеобщая закономерность, сформулированная В. И. Лениным на страницах знаменитой работы "Материализм или эмпириокритицизм" в таких словах: "...логично предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения"68.
Важнейшая способность (и функция) искусства - отражать действительность - реализуется сложно, разнообразно, неоднозначно, как бы в полемике с наивной простотой зеркала. Психологический анализ и социально-политическая характеристика; притча, показывающая, предположим, зверей, а подразумевающая людей; незримый герой - дирижер, повелитель персонажей, что мельтешат сейчас у нас перед глазами, словно куклы на подмостках балагана, но обозначают не столько самих себя, сколько его, закулисного невидимку... Все это - формы отражения, все это - "зеркальные" отпечатки жизни, столь же правомерные в своей зеркальности, как словесный натюрморт, или портрет, выполненный живописцем, или полет эскадрильи истребителей, запечатленный камерой кинооператора.
Разумеется, точность отражения в разных случаях - как упомянутых, так и бесчисленных других - разная. Но ведь и самое понятие точности в данном случае условно, ибо не существуют и не могут существовать сквозные, общезначимые критерии точности (степень правдоподобия, соизмеримость и т. п.), как не существует единиц измерения истины. Что же до специфики отражения мира в искусстве, то она, кажется, имеет по меньшей мере одну устойчивую координатную ось, а именно: шкалу отвлеченности, уровень абстракции - регулируемый, подвижный, особо определяемый художником для каждой вещи (и тоже не поддающийся количественному исчислению).
Впрочем, и в одном произведении сосуществуют разные уровни отражения, разные степени абстракции. Лев Толстой создал прекрасные пейзажи, нарисовал великолепные портреты дворян, крестьян, разночинцев - в этом смысле его можно назвать зеркалом русской природы или зеркалом русского народа. Но он же зафиксировал в своих романах глубинные социальные процессы, отразил динамику исторического развития. Это его художническое деяние получило оценку в формуле В. И. Ленина: "Лев Толстой, как зеркало русской революции".
Пусть не всегда наглядна и явна отражающая работа художественного образа, он сохраняет свое подобие зеркалу - точно так межзвездная ракета отчасти остается для баллистики брошенным камнем.
Зеркало - метафора искусства. А если учесть, что и само искусство метафора жизни, то зеркало - метафора в квадрате. Но - только ли метафора? Исчерпывается ли связь искусства, с одной стороны, и зеркала, с другой, внешним (подчас случайным) сходством функции? И здесь, подытоживая многие предыдущие страницы, повторю: зеркало участвует в искусстве еще и непосредственно - как активная составная часть этого организма, не только как соревнующаяся и поощряющая к соревнованию ассоциация.
Будучи элементом скучной повседневности, зеркало то и дело оказывается в монотонном ряду коммунальных представлений - баня, магазин, бритва,
Из зеркала ученые выводят принцип симметрии, распространяемый ими на все мироздание. Страшась академических монографий, процитирую В. Конецкого: он излагает эту идею просто, даже чуть-чуть бесшабашно: "Симметрия самый незыблемый закон Мира. Симметрична обеденная ложка, кристалл, человек, собака, акула и вся Вселенная, так как выяснилось, что у Мира есть Антимир". У Конецкого, ясное дело, все эти премудрости поданы как шутка. Но так, может быть, и лучше. А то еще ненароком воспримешь современные физические теории буквально: что сидит, мол, сейчас в антимире за письменным антистолом антиавтор и строчит для тамошнего литературоведческого антижурнала антистатью о зеркалах, посматривает в томик анти-Конецкого и ищет взглядом зеркальную перегородку между двумя половинками Вселенной, чтобы увидеть меня. Как в зеркале.
Да что Конецкий! Это ведь еще Кэрролл!!! О воздействии Кэрролла на последующую литературу можно говорить бесконечно, сватая ему в продолжатели кого угодно. Молвила, например, Белая Королева небрежно: "Ты не привыкла жить в обратную сторону... Поначалу у всех немного кружится голова..." И тотчас сотни фантастов кидаются эксплуатировать выигрышный прием - среди них, в частности, Ф. Скотт Фитцджеральд со своим рассказом "Странное происшествие с Бенджамином Баттоном".
Всколыхнула идея Зазеркалья поэтические умы - и продолжает волновать их по сей день, о чем свидетельствует поэзия А. Вознесенского:
Живет у нас сосед Букашкин,
Бухгалтер цвета промокашки.
Но, как воздушные шары,
Над ним горят
Антимиры!
И в них магический, как демон,
Вселенной правит, возлежит
Антибукашкин, академик,
И щупает Лоллобриджид...
Да здравствуют Антимиры!
Фантасты - посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
Оазисов - без Каракумов.
Вознесенский фантазирует. А вот экспериментально доказанный факт: первооснова материи организована по зеркальному принципу. Энциклопедический словарь сообщает об этом чуде с безмятежным лаконизмом: "Все элементарные частицы, кроме абсолютно нейтральных, имеют свои античастицы. При столкновении частицы и античастицы происходит их аннигиляция". Любопытно, что встреча человека со своим зеркальным "двойником" в литературе тоже подчас завершается их взаимоуничтожением. Вильям Вильсон в одноименном рассказе Эдгара По, нанеся смертельный удар своему двойнику, видит в зеркале свой собственный побледневший лик: он поразил самого себя. Аналогичным образом используют мотив двойничества Гоголь в "Портрете" и Оскар Уайльд в "Портрете Дориана Грея". Игра со своим отражением грозит "игроку" чрезвычайной опасностью.
Но в принципе, строя свою модель антимира по правилам симметрии, зеркало как будто стремится сохранить отражаемое в неприкосновенности, по схеме "один к одному" (пока не подмигнет вдруг проблеском колдовского лукавства) .
Словом, всякому известные эффекты зеркала, пригодные то для развлечений ("раз в крещенский вечерок"), то для физических викторин по программе школьной олимпиады, резко возвышаются над уровнем простых развлекательных казусов, напоминая своей скрытой значительностью лист Мёбиуса. Лист Мёбиуса тоже прикидывается элементарным фокусом: бумажная лента, свернутая в кольцо и разрезанная параллельно краям, не распадается надвое, как можно было бы ожидать, а превращается в другую поверхность, замкнутую одной линией.