Литерный эшелон
Шрифт:
Он махнул головой, пытаясь стряхнуть новый раздражитель. Но вместо того шнур прорезал шкуру, вспорол мышцы, вскрыл вены.
Кровь ударила резко, просто фонтаном, залила Ульды, взметнулась вверх, выше стоящего поляка.
Тигр попытался просто вывернуться и бежать, но для него все закончилось через несколько минут. Он издох в конвульсиях у ног поляка.
– Можешь слезать с него, – сообщил он Павлу. – Таки пронесло.
Пашка встал. Его руки оказались тоже порезаны до костей. Кровь тигра, его и Ульды смешалась, и было уже не понять, где кто, где чья.
Ульды был мертв. Непонятно, когда он умер, и заметил ли это он сам – даже в смерти он продолжал сжимать шкуру не им убитого тигра.
– Надо их похоронить… – пробормотал Павел.
– Зачем?:. Ты сбрендил? Кто яму копать будет? Я? Да на что оно мне надо. Ты свои руки видел? Надо бежать, бежать… Бежать, бежать, бежать…
И они ушли через полчаса. Поляк обобрал покойных, срезал с тигра два куска мяса.
– Попробуем. Ел я кошек, на вкус – точно кролик… Ходу!
Опасения поляка подтвердились.
Через два дня Попов рапортовал Грабе:
– Найдены тела бежавших преступников. Опознать их трудно… Им наступил «увы».
– Сколько их?
Попов выдохнул, уловка не удалась.
– Двое, – признался он.
– Ну что же. Осталось найти еще двоих. Сколько дней трупам?..
– Да-три…
– Отлично. В кандалах они не могли уйти далее чем верст на двадцать.
– Не хочу вас расстраивать…
– Что опять?..
– На убитых не было кандалов.
– Как же они их сняли?
– Мне то неведомо… Так что, поиски продолжать?..
Грабе махнул рукой:
– Отставить. Теперь им уйти от нас – проще!
В лагерь были доставлены тела убиенных, а за компанию – туша тигра.
Легко опознали Быка. Ульды был так измочален, что возникли сомнения. Грабе запросил из столицы словесные портреты беглецов. Получил их. Тут же принялся отсылать очередную сводку за день.
– Ваша радиостанция жрет газолина больше, чем мой дирижабль, – ругался Сабуров.
– Что поделать. Надо передать как можно больше информации. Может статься, война миров не за горами… Или просто здесь появится другой инопланетный корабль, заберет разбившихся. Дескать, поигрались и довольно…
Сабуров с тоской посмотрел вверх. До этого он считал небо своим.
Пришли словесные портреты. Установили личность второго погибшего.
Затем Грабе собрал офицеров, сообщил им приметы беглецов
– Вот так они выглядят. Когда увидите – сразу и убейте. Потом доложите мне или вышестоящему начальству. Именно в таком порядке: убить и доложить.
– Да помилуйте! – улыбался есаул. – Нечто можно?.. Раззе это нашего ума дело?.. Мы ж никуда ни ногой! Нечто они в нашу станицу припрутся?..
– У меня такое чувство, что кто-то из нас с ними непременно свидится, – ответил Сабуров.
Андрей придерживался мнения, сходного с мнением есаула. Но свое суждение он привычно оставил при себе.
Если из палатки удавалось выгнать всех комаров, то спать тут было просто великолепно: в тишине абсолютной, оглушающей.
После того, как полеты на поиски прекратились, Андрей жил тихой жизнью. Много читал, писал Алене письма.
Порой сидел у ученых или у Грабе.
– Снова своей барышне письмо сочиняете?
– Угу…
– Пишите о том, какая она хорошая и прекрасная…
– Признаться, нет…
– А вы напишите. Девушки это любят.
– А у вас, признайтесь, был опыт?..
– Я тоже был молод, – отвечал Грабе. – И тоже был глуп.
Зашел Сабуров. Был он как обычно беспричинно весел. С порога спросил:
– О чем беседуете…
– О женщинах, – ответил Грабе и покраснел.
– Верно, знаете больше про меня. Расскажите какие они – женщины? – спросил Данилин.
Михаил Федорович поднял глаза к потолку:
– Женщины – это прекрасно! Это самое лучшее, что есть в мире… Любите их, мой молодой друг. Только никогда не женитесь…
– Это почему…
– Женщины… Они… Каждая последующая будет говорить о том, какая же ваша дура нынешняя, что она вас не ценит совершенно, что вам надо непременно расстаться. И говорить так будет не со зла, а потому, что такая она женская натура: говорить подобное. К слову, будет она права, ибо да, действительно – не ценят. Ну а ежели последуете ее совету, и расстанетесь с нынешней, то лишь для того, чтоб занявшая ее место снова мотала вам нервы. Оставляйте их первым…
– Но у меня будет только одна… – возразил Данилин.
– Я тоже так думал… – эхом отозвался Грабе.
– И что?..
– Она у меня была… Та самая – одна. Была. И в один день сообщила, что со мной рядом будут счастливы многие девушки… А она желает удалиться.
– Как сие печально.
– Я тогда был молодым идиотом… Молодость ушла…
– Так со мной не будет…
– Ай, да бросьте, – говорил Грабе. – Она будет клясться в любви, для того, чтоб всадить нож в спину в самый неожиданный, подлейший момент. И при этом будет говорить, что делает это для вашего же блага. А вы и тогда будете ей верить как баран, ведомый на бойню – потому как вы всегда верили этим устам.
Грабе осекся, посмотрел на Андрея с обидой и печалью:
– Простите, это, конечно же только моя беда. Вас это не касается…
– Да полно вам! – попытался подбодрить своего начальника Данилин. – Мой дед женился в сорок пять лет. И жена была моложе его на двадцать с лишним лет! И ничего – семь детей нарожали…
– И что, он до сорока лет был нецелованным?..
– Наверняка не скажу, но скорей всего… Он в рекрутах был…
– Право, – поддержал подпоручика Сабуров. – Рано себя хороните. Вы не старый, найдете еще?