Литерный эшелон
Шрифт:
И посмотрел на отца Арсения.
Тот вспыхнул:
– Я думал, вы как флотский офицер – русский патриот, монархист, черносотенец!
– Я патриот и даже русский. Но вот с остальным – незадача. У нас в отряде один хороший механик – да и тот Ильюшка Пельцман. Ну и как после этого быть черносотенцем?
– прямо-таки диву дивлюсь: как это вас, такого вольнодумца и безбожника назначили командовать такой важной для Государя и отечества техникой!
– Ну а кого еще назначать? Я, между прочим, и на подводной лодке ходил, в том числе и в бой, против японских миноносцев. Потом на аэростатах поднимался, налетал более двенадцати часов… Или же надобно другого было выбрать? Который не бельмеса не соображает ни в лоциях, ни в навигации, но который ежедневно икону молит и даже раз с государем Императором христовался?
– Да вы нигилист! Хуже того – вы большевик.
– Не имею к ним отношения… – ответствовал Сабуров.
О чем-то он в ту минуту задумался, и ответ его прозвучал не то чтоб уверенно. Это подбодрило батюшку, и он перешел в атаку:
– Бог един на небе, так и на земле у нас един царь наш!
– Но позвольте, стран ведь много… Некоторые вовсе без царя управляются, коллегиально, как, скажем Северо-Американские…
– Сие есть искус дьявольский! Как у народа может быть сто господ?.. Это же каждый свое будет гнуть! Не зря царь на царствие венчается, обручается со своим народом! Не зря же в народе про безумцев говорят, мол, без царя в голове!
Говоря это, батюшка стал гладить кота все быстрее, все энергичнее надавливая на того. Кот от подобного проснулся, выскользнул с колен, и по шатающейся палубе удалился в угол салона, уселся под клеткой с кенарем.
– Вот признайтесь! – не успокаивался батюшка. – Вы ведь анархист! Вы желаете страну разрушить, царя свергнуть! Ввергнуть державу в хаос.
Батюшка калился, входил в раж, остальные присутствующие потупили свой взгляд.
Выходило, будто бы батюшка прав, и как-то неудобно получается с этим командиром дирижабля.
– Вот завтра супостат нападет. Солдаты православные в бой пойдут и отечество с винтовками наголо! А вы что?.. Под облаками станете болтаться и ждать, когда враг помазанника божьего свергнет?.. Вы же против государя и государства!
– Нет!
Ответил Сабуров резко, словно саблей полоснул, срезал.
– Что «нет»? – удивился даже батюшка.
– Я, знаете ли, и в бой ходил… На крейсере. Бой был, пусть и не такой как на суше, только когда многопудовая болванка опадает – горя много… Но я не о том. Вот смотрите, – капитан указал на лежащего рядом кота. – Кенарь заключен в клетку. С одной стороны за прутьями – свобода, но с другой за ними же – кот. Картина классическая, не так ли?.. Пока она под защитой – поет сколь ей угодно. Но окажется на свободе – и ей может статься будет не до пения… Вот и государство наше сродни этой клетке… Защищает слабого, в том числе и путем ущемления его свобод. Только государство, прутья этой решетки – это совсем не царь. Это люди. Я пока не видел, чтоб цари в атаку ходили, как вы метко выразились: «с винтовками на голо».
Сидящие за столом хохотнули, настолько громко насколько позволял чин. Два штабс-капитана отпустили негромкие смешки, есаул улыбнулся и тут же перекрестился. Шульга полуулыбнулся прикрыв рот бокалом. Андрей улыбнулся вовнутрь себя.
– Это вы зачем сказали?.. – удивился батюшка.
– А страны и без царей хорошо существуют. Я ходил по морям, видел. И недурно, надо сказать, существуют.
– Так вы у нас желаете царя свергнуть?..
– Ну что вы… Просто я вам говорю, что существуют иные формы государств, религий. Как вы видите – и иные формы разумных существ. Задумайтесь над этим.
Батюшке стало неуютно за этим неуютным столом. Он поднялся и гневно вышел прочь. Кот последовал за ним.
– Зря вы так… – усмехнулся Грабе. – Мы же все царю присягу давали.
– Аркадий Петрович, вы, конечно, извините, но ваша фамилия… Вы ведь из служилых немцев? Наверное, во времена Петра прибыли?..
– Еще позже, – улыбнулся Грабе. – Я из поляков. Наверное, мой предок был каким-то Грабовским или что-то вроде…
– Ну вот. А моя фамилия ведет род от царевича Чета, чингизида, и куда древнее Трубецких, не говоря уже про всех фрязей и немцев…
– Только не говорите, что Россию вы любите более меня.
– Я и не говорю. Только вот идеальную Россию мы видим по-разному.
– В самом деле? И как же ее видите вы?
– Я полагаю, что мы много потеряли, что не казнили как во Франции или Англии королей, а только холопствовали перед ними.
– Может быть, все впереди… – ляпнул неосторожно Шульга.
И тут же зарделся: ему хотелось успокоить Сабурова, он сказал не подумав явно лишнее. И после все смотрели на него осуждающе. Даже Сабуров.
– Вот это меня и пугает, – сказал он. – Ибо все хорошо в свое, надлежащее время. Перец с горчицей хороши к первым блюдам, но неуместны к десерту.
Взрыв
В своей палатке Попов производил необходимые расчеты. На карте, сделанной вручную, делал отметки: где и какой заряд поместить.
Пояснял зашедшему Данилину.
– Мы произведем серию небольших взрывов по периметру, чтоб вызвать в земле толчки… Затем начнем подрывать заряды от центра к периферии… Если делать это с некоторым опозданием, можно добиться, что взрывная волна будет складываться и усиливаться…
Скоро на дирижабле привезли динамит и сотни километров бикфордова шнура.
Все это было сброшено с дирижабля в места, указанные Поповым.
Затем он и Грабе снова ушли в тайгу на неделю. Порой к ним на дирижабле прилетал Сабуров и Данилин.
Лес местами казался запутанным в паутину какого-то гигантского паука. На деревьях висели пакеты со взрывчаткой.
Наконец, в один день Попов сообщил Сабурову:
– От греха подальше – уведите дирижабль…
– Как далеко?..
– До Енисея – должно бы хватить…
– В котором часу вы намереваетесь подорвать заряды?
– Вы почувствуете это.
– Даже над Енисеем?
– Даже там…
Дирижабль ушел, предварительно высадив Грабе и Попова в указанном месте. Заключенные были отконвоированы в овраг, там же, рядом место заняли ученые.
Ждали долго…
Наконец – рвануло!
Над тайгой пронесся горячий ветер, пригнул верхушки деревьев. С них градом на землю посыпались шишки.
В лагере вздрогнула на пядь земля, речушка словно выпрыгнула из русла: на берегу остались лежать удивленные и оглушенные рыбы.